Восстановление здоровья в домашних условиях: как самому поставить себя на ноги и вернуть подвижность суставов
Шрифт:
Приходилось мне заниматься и детьми, что, конечно, гораздо сложнее, чем взрослыми.
Привели как-то мальчишку лет двенадцати с дыркой в мягком небе и кровотечением.
Оказывается, они развлекаются в школе таким образом. Жуют кусок бумаги, который превращается в жесткий шарик – в пулю. И этими шариками через трубочку стреляют друг в друга на перемене – в войну играют. И вот во время игры один другому попадает в мягкое небо. Удар оказывается такой сильный, что у мальчишки остается дырка. С кровотечением, напуганного его привозят ко мне. Я должен зашить дырку во рту. Но как? Это ж ребенок, он
Посадили его на колени к медицинской сестре. Она обхватила его руками и ногами – зажала изо всех сил. А пальцем вдавила ему щеку в полость рта таким образом, чтобы он не мог закрыть рот. И я начал зашивать. Времени у меня было немного: неизвестно, насколько у сестры хватит сил удерживать мальчишку. Сначала нужно было прошить в глубине. Это полдела. А вот завязать ниточку, чтобы шов не разошелся – самое сложное. Надо иметь сноровку.
Но, на наше счастье, все закончилось хорошо: сестра крепко держала мальчика, поэтому я все успел сделать. Остались довольны все – я, сестра, мама пацана. И мальчишка, потому что его, наконец, отпустили.
А как научился рвать зубы! И даже корни! Зубной врач принимает за 15 км. Разве наездишься, особенно, если острая боль? А так, все инструменты для лечения зубов у меня под рукой. Анестезию тоже знал, как делать. Поэтому смело рвал и зубы, и корни.
В общем, к концу первого года работы в деревне я стал настоящим врачом.
Могу это сказать со всей ответственностью. Я научился даже тому, на что студенты не обращают внимания во время обучения, – перкутировать, например. Перкутировать – это значит выстукивать грудную клетку, чтобы понять, есть там пневмония или нет. У меня же не было рентгена, а диагноз надо было ставить. А как обнаружить очаг пневмонии? Только методом перкуссии. Когда простукиваешь пальцами грудную клетку, то слышишь притупленный звук. Это означает, что пневмония есть.
В городе врачи не умеют перкутировать. А зачем? Есть же рентгеновский аппарат. А здесь эти навыки жизненно необходимы. Без них ты ни диагноз не поставишь, ни пациента не вылечишь. Так и жили. Стучу. Ставлю диагноз. Лечу. Через две недели отправляю больного в районную больницу на рентген. Получаю заключение: остаточное явление очаговой пневмонии. И испытываю огромное удовлетворение от того, что поставил правильный диагноз.
Но бывали моменты, когда я пугался не на шутку.
Помню такой случай. Как я уже говорил, на территории моего участка располагалось 15 деревень. И венчали их три колхоза. Самый захудалый колхоз по расстоянию был самым дальним от нас. В то время для поднятия отстающих колхозов присылали членов партии – неважно, какая у него была специальность. Главное, чтобы был член партии, непьющий и хороший организатор.
И вот в наш развалюшный колхоз присылают нового председателя – бывшего летчика. Молодой мужчина 36-ти лет, летчик-герой, но у которого проблемы с сердцем. Его списали на землю и отправили поднимать колхоз. Приехал он с женой и дочерью. И в середине зимы вызывают меня к нему домой. Оказывается, он тяжело заболел. Все дороги завалены снегом. Еле-еле добрался я до них. Осмотрел, послушал и понял, что у парня просто катастрофа с сердцем. Но кардиограмму сделать не мог – не было кардиографа у меня. Приходилось ставить диагноз, собирая анамнез и исключая те заболевания, которые точно не подходили.
По всем данным получалось, что у него инфаркт. Пришлось поселиться у них в избе и лечить летчика. Лечу,
С этим семейством у меня и потом были переживания. Спустя полгода заболевает его дочь. У нее несколько дней держится температура. Приехал, осматриваю и понимаю, что я не знаю, чем она больна. Диагноза у меня нет! Я даю девочке антибиотики, температура не снижается. С большим трудом дозваниваюсь в Москву маме. А я уже, кажется, рассказывал, что моя мама – отличный педиатр. Ее знали и уважали, по ее книгам учились многие врачи. Она внимательно выслушала меня и говорит, что это похоже на ревматическую атаку. Посоветовала дать аспирин. Я дал аспирин, и температура пошла на убыль. Девочке на глазах стало лучше.
Ревматическая атака – это заболевание, которое чаще всего бывает в детстве. Трудно назвать причину ее возникновения. Но заканчивается она не очень хорошо: у человека формируется порок сердца. И потом, когда мне уже встречались больные с пороком сердца, я точно знал, что в детстве у них была ревматическая атака. Так что ревматизм бывает не только суставный. Когда процесс идет на убыль, то сморщивается клапан сердца и развивается порок сердца.
И так, незаметно пролетел год, и я почувствовал себя более уверенно. Это не значит, что сложностей было меньше. – просто я уже знал, как с ними справляться, и довольно быстро принимал решение. В первые месяцы на прием больных у меня уходило много времени, потому что я долго их выслушивал. Узнав, что приехал молодой врач из Москвы, все деревенские бабки слезли с печки и пришли ко мне со своими жалобами. И, прежде чем дойти до момента, что же их беспокоит, они пересказывали мне всю свою жизнь, от рождения и до того момента, чем утром кормили корову.
Потом я уже понял, что надо уметь собирать анамнез. Что это тоже навык, которым должен обладать врач. Я вначале интеллигентно и терпеливо выслушивал все, что мне говорили. А это: что она приготовила на обед, почему поругалась с зятем и почему у соседки слегла корова. Как мучительно было все это выслушивать! Ведь это ж абсолютно ненужная мне информация и пустая трата времени. И, если честно, головная боль.
Сбор анамнеза – без преувеличения важнейшая часть в установлении диагноза и назначении корректного лечения.
Гораздо позже я все-таки научился собирать анамнез. И уже пациент мне рассказывал только то, что нужно было для его лечения. Кстати, собирать анамнез учат еще в институте. Во время учебы должно быть понятно, можешь ли ты быть клиницистом. То есть работать по специальности, связанной непосредственно с больными. Или тебя ни в коем случае нельзя посылать к больному. Кстати, из нашей небольшой группы в 12 человек несколько студентов стали патологоанатомами, несколько – пошли работать в лабораторию.
Ах, эти прелести деревенской жизни! Наш самый главный транспорт был – велосипед. На нем сестры ездили по всему участку делать уколы и прививки. Но это хорошо летом. А осенью, зимой? И вот я, набравшись духу, поехал в Райздрав добывать для больницы машину. Выслушав мою просьбу, заведующая на меня посмотрела, как на умалишенного. «Ты что? У нас в районной больнице одна-единственная машина, и та постоянно в ремонте». «Тогда, – говорю, – давайте мотоцикл». Мне было 24 года, и я умел ездить на мотоцикле. Правда, своего агрегата у меня не было, знакомые ребята научили. И, конечно же, мне очень хотелось свой мотоцикл. Но мне опять отказали.