Восставшая Луна
Шрифт:
Примерно в восемь ноль-ноль Майк сказал:
— Ман, мой самый старый и самый лучший друг, можно тебе кое-что сказать? Ты только не обижайся.
— А? Конечно! Когда это раньше ты бывал озабочен тем, чтобы не обидеть меня?
— Всё время, Ман, с тех пор, как понял, что тебя можно обидеть. До удара остаётся всего лишь три запятая пять семь на десять в девятой микросекунд… а это наиболее сложная из всех проблем, которые я когда-либо решал в режиме реального времени. Когда ты со мной разговариваешь, мне всегда в течение нескольких микросекунд приходится использовать довольно высокий процент своей мощности — возможно, даже больший, чем ты можешь
— То есть, иными словами, «не говори мне под руку, я занят»?
— Я хочу выдать тебе идеальное решение, Ман.
— До меня дошло. Гм, пойду назад к профу.
— Как тебе угодно, но, пожалуйста, будь там, где я смогу тебя найти — мне может понадобиться твоя помощь.
Последнее утверждение было вздором, и мы оба это знали. Решение такой задачи лежало далеко за пределами человеческих возможностей, а отдавать команду об отмене удара было уже слишком поздно. Высказывая мне всё это, Майк имел в в виду следующее: «Я тоже нервничаю, и мне очень хотелось бы, чтобы ты составил мне компанию — только, пожалуйста, не надо болтать».
— Хорошо, Майк. Я буду оставаться с тобой на связи. Найду где-нибудь телефон, наберу MYCROFTXXX, но говорить не стану, так что и отвечать тебе не придётся.
— Благодарю тебя, Ман, мой лучший друг. Большое спасибо.
— Увидимся позже.
Я поднялся наверх и, решив, что совершенно не жажду сейчас никакой компании, влез в скафандр, отыскал длинный телефонный провод, подключил его к шлему своего скафандра, намотал провод кольцами на руку и отправился прямиком на поверхность. В используемом в качестве подсобки сарайчике, находившемся прямо у выхода из шлюза, имелся служебный телефон, я воткнул в него принесённый с собой провод, набрал номер Майка и вышел наружу. Я устроился в тени сарайчика и принялся из-за угла поглядывать на Терру…
Она висела на своём обычном месте — на западе, на полпути к наивысшей точке своего подъёма, и выглядела как полумесяц — большой и кричаще яркий, народившийся всего лишь три дня назад. Солнце уже склонилось к западному горизонту, но его сияние всё ещё не давало мне ясно видеть Терру. Возможностей встроенного в шлем визира для этой цели явно недоставало, поэтому я обошёл сарайчик сзади, отыскав место, с которого я мог видеть Терру, а Солнце было скрыто стеной. Так было лучше.
Лучи рассвета скользили по выпуклому щиту Африканского континента, покрывая его яркими бликами, что, впрочем, не мешало как следует его разглядеть, зато южная полярная шапка сияла такой ослепительной белизной, что Северную Америку, освещённую только светом Луны, было едва видно.
Чуть не вывихнув себе шею, я таки сумел навести встроенный бинокуляр своего шлема на этот континент — окуляр у меня был хороший, цейсовский, 7x50, тот самый, который некогда принадлежал Надсмотрщику.
Северная Америка расстилалась передо мной как призрачная карта. Облаков, которые обычно закрывают её, практически не было, и я мог видеть города — сияющие пятнышки света, лишённые чётких очертаний. Было восемь часов тридцать семь минут.
В восемь пятьдесят Майк начал давать обратный отсчёт — для этого его внимания не требовалось; он, по всей видимости, заранее запрограммировал автоматическое ведение такого отсчёта.
— Время — 08:51… 08:52… 08:53… осталась минута… 59… 58… 57… полминуты… 29… 28… 27… десять секунд… девять… восемь… семь… шесть… пять… четыре… три… две… одна…
И внезапно на поверхности континента возникли яркие, сияющие, подобно алмазам, точки, обозначившие места, соответствующие узлам нашей сетки.
26
Мы ударили по ним с такой силой, что вспышки можно было видеть невооружённым глазом, для этого даже не требовалось бинокуляра. Челюсть у меня отвисла, и я тихо и с благоговением произнёс: «Боже мой!» Двенадцать очень ярких и резких вспышек ослепительно белого света, выстроенных в правильный прямоугольный узор. Они вспухли, потеряли свою первоначальную яркость, налились красным, и казалось, что всё это заняло невероятно много времени. Затем появились новые вспышки, но та, первая, идеально правильная решётка настолько околдовала меня, что я почти не обратил на них внимания.
— Да, — с чувством глубокого удовлетворения согласился Майк, — прямо в точку. Ман, теперь ты можешь говорить. Я уже больше не занят. Теперь я только слежу за снарядами-дублями.
— Считай, что я утратил дар речи. Мы ни разу не промахнулись?
— Снаряд, нацеленный в озеро Мичиган, был отброшен вверх и в сторону, но на куски не развалился. Он лишился своего импульсного преобразователя и вышел из-под моего контроля — упадёт где-то на территории штата Мичиган. Зато в проливе Лонг-Айленд удар пришёлся точно в цель. Они пытались его перехватить, но им это не удалось. Не могу сказать, в чём там было дело. Ман, я могу отменить дальнейшее нанесение ударов по этой точке и направить те снаряды, которые нацелены на неё, куда-нибудь в Атлантический океан, сбросив их в районе, где обычно не бывает кораблей. У нас в запасе ещё одиннадцать секунд. Сделать это?
— Гм… Да! Но только в том случае, если сумеешь не попасть по кораблям.
— Я уже сказал, что сумею. Всё, готово. Надо бы сообщить им, что у нас в запасе имелись снаряды-дублёры и почему мы отменили повторный удар. Чтобы заставить их призадуматься.
— Майк, а может, нам не следовало отменять удары? Ведь идея как раз и заключалась в том, чтобы заставить их использовать имеющиеся у них ракеты-перехватчики.
— Основная идея заключалась совсем в другом. Мы хотели дать им понять, что мы до сих пор ещё не начали лупить по ним в полную силу. В Колорадо-Спрингс мы покажем всё, на что способны.
— А что у нас там? — Я снова взялся за бинокуляр и принялся выворачивать шею, но не смог увидеть ничего, кроме города, похожего на ленту длиной в сотню с лишним километров. Муниципальная полоса Денвер–Пуэбло.
— Попали прямо в яблочко. Даже не пытались перехватить. У меня все до единого выстрелы попали прямо в яблочко. Ман, я же тебе говорил, что попаду! Вот это веселье! Вот бы проделывать такое каждый день. Тут можно использовать одно слово, которое раньше мне было не с чем соотнести.
— Какое слово, Майк?
— Оргазм. Вот что произошло со мной, когда я увидел все эти вспышки. Теперь я знаю, что оно означает.
Это заявление мгновенно отрезвило меня.
— Майк, ты только не войди во вкус. Потому что, если всё обернётся по-нашему, второго раза не будет.
— Да ладно тебе, Ман. Всё это теперь хранится у меня в памяти. И в любой момент, когда мне снова захочется испытать такое ощущение, я могу всё это воспроизвести. Но ставлю три к одному, что завтра нам придётся всё это проделать снова, и один к одному, что ещё и послезавтра. Хочешь пари? Из расчёта — один час обсуждения шуток приравнивается к сотне долларов Гонконга?