Восставшие из пепла

Караславов Слав Христов

— А не стар ли я для этого, Иван? — усмехнулся деспот.

— Стар, спрашиваешь? — произнес первый советник. — Да ты любому молодому нос утрешь.

«Легко тебе говорить, когда речь идет не о твоей дочери», — подумал деспот, но, понимая, что Звездица польстил ему, удовлетворенно произнес:

— Значит, не поздно мне еще жениться, говоришь? Это было бы неплохо…

— Когда я тебе давал дурные советы, Слав? — улыбнулся Звездица.

— Так-то оно так. Да только…

— Не лишне бы спросить совета Ивана Асеня? — не дал ему договорить Звездица.

— А что, пришли времена спрашивать? — глухим голосом спросил, в свою очередь, Слав, закусив длинный ус. — А он спросил у меня совета, когда женился на мадьярке?

Звездица на это лишь пожал плечами.

Все

в Славе протестовало против приезда в Цепинскую крепость новой жены. Именно здесь он узнал, что значит любить по-настоящему, здесь каждый камень напоминал о покойной Маргарите-Изабелле. А приготовления к свадьбе уже начались. Послы не раз побывали там и тут, обо всем договорились, хотя Слав еще не видел свою будущую жену, племянницу Феодора Комнина, которую звали Ириной Петралифой.

— Молода она? — спросил он послов.

— Да за тридцать, — уклончиво ответил один из них.

— Красива?

Тут посол сказал твердо:

— Красива, господин мой…

Слав больше никого ни о чем не расспрашивал. Как бы ни была красива эта ромейка, она никогда не заменит ему Маргариту-Изабеллу. И он решил как можно скорее и дальше удалиться от ее могилы, переселиться в свой престольный город Мельник.

Ранним утром Слав приказал собираться, укладывать вещи. Болгарские ковры, яркие и пушистые, кованая посуда, позолоченные щиты и мечи — все, что было ценного, предстояло отправить в Мельник. Здесь оставляли лишь то, что требовалось для скромного существования, — простую утварь, одежду, колчаны и стрелы для охоты, лавки. Подводы медленно тронулись, деревянные колеса заскрипели печально и тягуче. Войска Слава были размещены по крепостям, а он ехал лишь с небольшой свитой. С ним были Недю, первый советник Иван Звездица, Добрик Четирилеха, Манчо из Устры и еще несколько приближенных со слугами. На некотором расстоянии от них двигалась конная охрана деспота.

День свадьбы был уже объявлен — и потому все спешили в Мельник. Новая деспина [179] туда еще не прибыла, но кастрофилаки уже приготовили подарки. Слав был против пышной свадьбы, хотя его люди горели желанием повеселиться на славу. Первая свадьба прошла скромно — тогда опасались нападения войск Борила. Теперь горам никто не угрожал, если не считать, что казнь Черноты и уничтожение ромейского селения означали войну с латинянами. Но со времени нападения крестоносцев на Кричимскую крепость прошло несколько месяцев, лето было уже на исходе, а вестей из Константинополя никаких — ни плохих, ни хороших. Там все еще междуцарствие. Предполагали, что престол займет Роберт де Куртене [180] , сын убитого Пьера де Куртене. Роберт жил в своих владениях по другую сторону мадьярских земель. Чтобы добраться до Константинополя, ему предстояло проехать через мадьярские и болгарские земли. А кто знает, согласятся ли царь Иван Асень и король Андраш пропустить его через свои земли? Мадьяры, может, и пропустят, но откроют ли болгары дорогу? Хотя почему бы и нет? Куртене — родственник мадьярскому королю, которому тырновский царь приходится зятем. Невидимая нить родственных связей опутала всех властителей земель вокруг Константинополя. И лишь один Феодор Комнин не признавал своих родственных уз с никейским императором Феодором Ласкарисом, который тоже претендовал на старый ромейский престол. Возможности Ласкариса возрастали вместе с его женитьбой на дочери Иоланты. Значит, Комнину было чего опасаться. Слав, породнившись с ним, должен теперь выступать на стороне эпирского деспота. Но успехи Феодора Комнина вовсе не вдохновляли Слава. Хорошо, что за спиной, думал Слав, такой союзник, как Иван Асень. Будь на месте последнего Борил, ему пришлось бы жарко. Несмотря на то, что он женится на племяннице Комнина, Слав все-таки предчувствовал, что рано или поздно они сойдутся в смертельной схватке.

179

Деспина — жена деспота.

180

Роберт де Куртене — брат Пьера де Куртене. После его гибели занял в 1221 г. престол Латинской империи. Отличался крайней безнравственностью и тупостью. Автор одной из современных событиям хроник называет его «сверх меры грубым и совсем необразованным». Был изгнан рыцарями в 1228 г. и вскоре умер.

Слав и его дружина остановились на широкой поляне. Слуги натянули пестрые шатры, приготовили печеную баранину. И вот уже пошли по кругу братины с холодным вином. Слав давно не ел с таким аппетитом. Зеленый свет, льющийся с гор, заставил его забыть на время всякие заботы, почувствовать себя молодым. Он смотрел в небо и видел бегущие вереницы облаков. Опускал взор на вершины деревьев, и ему казалось, что горы плывут куда-то, только люди остаются на одном месте, окруженные стеной густого леса.

Раздались звуки гайды. Добрик Четирилеха взял ее под мышку, набрал в легкие воздуха, и гайда словно задохнулась от веселья.

Вдруг на поляне показался какой-то старик в рваной лохматой шапке. Деспот дал ему знак приблизиться.

Когда старик подошел, Слав сказал:

— Сядь, пообедай с нами.

— И постоять можно, господин.

— Тогда дайте ему этот кусок.

Старик принял мясо и хлеб, но есть не стал. Судя по всему, он не видел раньше деспота и не узнал его.

— Гляжу на вас… Уж не на свадьбу ли нашего господина направляетесь?

— Может, и так, — сказал Слав.

— Хороший человек он, да вот во время первой его женитьбы обездолили нас его гости. Кто успел спрятать свои стада, тот выиграл. И мне советовали, а я не верил, что могут нагрянуть такие гости. Обобрали дочиста…

— А теперь спрятал стада? — спросил Слав.

— Какие теперь у меня стада? Да и последнюю козу надо увести в горы. Греки не лучше тех, как их там прозывают… фрягов.

— Я прикажу, чтобы не трогали твой скот, дед, — сказал Слав.

— Да ты, господин, видать, можешь и приказывать. Но кто знает, слушают ли тебя?

— Меня слушают, — сказал деспот. — Я Слав, государь твой.

— Да ты ли это? Ан не ты, наш государь старше.

— А я разве молодой? — улыбнулся Слав.

— Не так чтобы молодой, да и не старый.

— За эти слова — держи! — И Слав бросил ему золотую монету.

Старик поднял ее, осмотрел со всех сторон и проговорил:

— Вот теперь верю, что это ты…

Старик поклонился и стал медленно пятиться к лесу.

— Хитер старик, говорит — не молодой, но и не старый, хитер! — проговорил деспот.

А в голосе его слышалась нескрываемая радость.

4

Алекса тосковал по горам, по скалам вокруг Мельника, по отцу, по той нестесненной свободе, которая всегда будоражила его кровь. А здесь негде и из лука пострелять. Сиди над книгами, слушай бесконечные наставления отца Димитрия. Хотя пора бы и свыкнуться с обычаями царского двора, где его приняли как сына… Иван Асень часто по-дружески беседовал с ним. Придворные, сгорая от любопытства, совали ему сладости, стараясь хоть что-нибудь выведать об их беседах, но мальчик молчал. С младенчества усвоил он простую истину царского двора — держи язык за зубами. Развяжи его — царь непременно рассердится и никогда больше не пригласит к себе. А Алекса привязался к нему и, если долго не видел, делался молчалив и угрюм. Тогда и Недана не могла развеселить его.

А бывало — и он никак не мог заставить ее улыбнуться. Она почему-то часто плакала. Алекса думал, что она скучает по Мельнику, но потом заметил, глаза ее бывают мокрыми после встреч с братом царя, Александром. Да и Александр, приходя к Недане с улыбкой, покидал ее совсем расстроенный. Однажды дверь в гостиную, где разговаривали Недана и Александр, была приоткрыта, и до Алексы долетели слова:

— Они хотят продать меня. А я не хочу быть разменной монетой. Я за страну и свой народ готов умереть, но не могу жениться, как слепой валах [181] …

181

Валах — потомок древнего населения Балкан, занимавшегося пастушеством. Это слово употреблялось в значении «пастух».