Восставшие из рая
Шрифт:
У самых дверей кто-то осторожно тронул ее за локоть. Инга обернулась. Рядом с ней стоял тот самый молодой азиат-оборванец, и сейчас он был непривычно серьезен.
— Не ходили б вы туда, — негромко и вкрадчиво произнес он. — Это ведь мы — Неприкаянные, а вы…
В дверном проеме показался Бредун.
— Все в порядке, — бросил он, и замолчал, словно ждал чего-то.
— Что? — донеслось изнутри. — А… Марцелл, это, Сарт… Да тот, тот, какой еще?!.
Бредун-Сарт чуть вздрогнул, внимательно глянул на бродягу и слегка прицокнул языком.
— Все в порядке, Марцелл, — другим тоном повторил
Под оболтусом подразумевался лохматый Йорис, который с невинным видом намеревался незаметно прошмыгнуть в дом мимо Бредуна.
Загорелый Марцелл с явной охотой и редким умением выполнил указание Бредуна, и малость помятый Йорис смылся за угол, обиженно скуля себе под нос.
…А в избе — да какой это дом, изба и изба! — действительно оказалось полно места. На разбежавшихся в разные стороны стенах горели ровно и не мигая толстые витые свечи; посреди комнаты, ставшей залом, стоял длиннющий — метров двадцать, не меньше! — дубовый стол, накрытый скатертью; вдоль стола — стулья, лавки, табуреты, старинные кресла… Даже трон один имелся. Небольшой. Большая часть мест была занята, да Инга и не собиралась нагло лезть на трон. Чужая она здесь, не то что права голоса — права писка не имеет!..
Вот и поспешила Инга устроиться в углу, на высоком стуле со строгой спинкой черного дерева. Не самое удобное сидение, но выбирать не приходилось.
Неподалеку расположилось уже знакомое Инге по лесной поляне Безликое Дитя. Оно развлекалось тем, что лепило из своего лица-пузыря карикатуры на присутствующих. Лепило уверенно и увлеченно, словно только за этим сюда и явилось. Длинные ловкие пальцы разминали, вытягивали, сплющивали щеки, губы, нос — и вот уже на Ингу смотрит жутковатое подобие Момушки с гротескно узкими губами, смотрит и игриво подмигивает, облизываясь.
Инга отвернулась и обнаружила рядом с собой на ковре полосатого Рыки. Тигр лениво глянул на Ингу — и ей показалось, что зверь тоже подмигнул и ухмыльнулся, облизнувшись алым языком.
Это было уже слишком. Инга перевела взгляд на сидевших за столом — и вовремя. Голоса понемногу стихли, и на стол взгромоздился Бредун.
Да-да, именно НА стол.
— Ну что, все знают, по какому поводу собрались? — осведомился он.
Инга затаила дыхание, а Безликое Дитя немедленно принялось лепить из своего лица карикатуру на Бредуна.
— А как же! — уверенно заявили с противоположного конца стола. — Конечно, знаем! Пиво пить! Кстати, а где оно?
Инге на миг примерещилось, что одновременно с этим разухабистым заявлением у нее в мозгу тот же голос произнес нечто совсем другое — но она не успела ухватиться за ниточку миража.
— Пиво! — дружно заорали Неприкаянные. — Пивушко! Пивечко! Пивец!..
И немедленно в комнате-зале возникли Черчек с Иоганной, а в руках у них распространяли хмельной запах огромные глиняные кувшины. Все заметно оживились, на столе объявились хлеб, вобла, зелень, еще какая-то снедь… Инга стала думать, откуда все это взялось, обнаружила полную кружку в собственной руке и даже не поняла, кого ей надо благодарить за заботу.
Впрочем, пиво она не любила.
Отшумели удовлетворенные возгласы Неприкаянных, исчезли Черчек с Иоганной, и застолье стало переходить в более равномерную и затяжную стадию. Бредун прошелся по столу, ловко лавируя между посудой с едой, уцепил за хвост рыбешку и пучок петрушки, остановился в центре стола, пожевал и задумчиво констатировал:
— Вялая у них петрушка… вчера, небось, рвали. Жмот он, Черчек этот…
Рука Инги дрогнула, и пиво из ее кружки выплеснулось на юбку. Где-то в глубине ее сознания словно вспыхнул волшебный фонарь, и высветил совершенно иную картину — возвышение, суровый и властный Бредун в развевающейся накидке с откинутым капюшоном, горящие вокруг бронзовые шандалы, и слова, произнесенные твердым голосом, привыкшим повелевать.
Не те слова. Не про петрушку. Совсем не те.
«Книга, — сказал иной Бредун. — Зверь-Книга. И мир в Переплете…»
И Инга увидела страницы, сквозь которые прорастали горы; увидела бледно-черный туман Переплета, людей, превращающихся в знаки, услышала хохот звериной глотки и рев пожара, охватывающего мир.
Тишина. Теплая, щадящая, темная тишина. И веселый Бредун на столе.
— Да ладно тебе, Сарт, — отозвалась блондинка с необычайно черными глазами. — Ешь, что дают. И не такое, небось, жевал!..
«Я боюсь, Сарт, — услышала Инга одновременно со сказанным. — Я очень боюсь… Ведь Она до сих пор зовет меня, потому что я читала Книгу, и Книга читала меня, и мы не до конца прочли друг друга! Она зовет, Сарт, мы частично заключены друг в друге, пойми — я боюсь!..»
Спутник дамы барабанил пальцами по эфесу своего оружия и молча прихлебывал из кружки.
«Лаик боится, Сарт, — молчал он, — и я боюсь. Но… Мы — с тобой.»
Безликое Дитя, голова которого некоторое время напоминала кувшин из-под пива, начало отращивать льняные волосы. Ингу передернуло, и она обнаружила, что ее ладонь машинально поглаживает шелковистую шкуру Рыки.
Впрочем, тигр отнесся к этому благосклонно.
Гомон за столом усилился. Светловолосый гигант на дальнем конце стола рванул вышитый ворот своей полотняной рубахи и забасил на уже знакомый Инге мотив:
— Над башней пляшут языки огня, Пора расстаться с праздничным нарядом!..Зазвенели яростные струны.
— Пожалуйста, не забывай меня: Мы в день последней битвы встанем рядом… —подхватил Бредун-Сарт, ударяя кулаком по столу, для чего ему пришлось встать на четвереньки.
«Ты знаешь, Сарт, что происходит там, где появляемся мы, — прозвучало в мозгу Инги, и стальные латы гиганта отразили вспышку невидимой молнии, и завизжала птица у него на плече. — Ты знаешь…»
«Знаю, Эйнар… И знаю, что происходит, когда мы не появляемся…»
«Лучше нам этого не знать», — хором промолчали Эйнар и спутник белокурой Лаик.
Стол усеяла рыбная чешуя и огрызки пучков зелени, пол пах ячменем и хмелем.