Восточная миссия (сборник)
Шрифт:
Дождя не было давно. Отсутствие влаги в такую пору обычно радовало крестьян, помогало сохранить собранный урожай. Однако теперь беречь было нечего – практически все зерно реквизировала власть. И устойчивая погода только усиливала раздражение людей, потерявших всякую надежду на сытую зиму.
Поднимая за собой столб пыли, по узкой грунтовой улочке бодро шагал небольшой отряд красноармейцев во главе с шустрым старикашкой, худым, сутулым. За людьми плелась кобыла, тянувшая воз, на котором лежало несколько
– Сюды, будь ласочка, сюды. Он в той хате живет куркульськая морда, – согнувшись в три погибели, ворчал пожилой поводырь. – Я сам вчера видел, как он запихивался гречкой. С мясом!
Командир отряда, высокий, ладный мужчина с клиновидной, как у вождей, бородкой, пронизал его колючим взором и тихо приказал:
– Стучи, Кондратьевич!
– Клименко, открой! – завизжал старик.
– Незаперто! – донеслось изнутри.
Молодой красноармеец поспешно толкнул дверь.
Сразу за порогом стоял Иван.
– Выйди, – совсем по-граждански распорядился командир.
– Чего тебе?
– Хлеба много прячешь?
– Так… Лишь бы с голоду не сдохнуть!
– А постановление партии-правительства читал? Все до последней крошки – в закрома Родины!
– У меня – шестеро детей.
– У других по десять-пятнадцать, и ничего, живут.
– Заберешь хлеб – забирай и их!
– Ты меня на жалость не бери. Добровольно выдашь, али как?
– Что тебе сказать, начальник? Ищи!
– Смотри: найду – хуже будет!
Солдаты, не дожидаясь приказа, пошли в сторону хлева.
Кондратьевич опять вырвался вперед, чтобы услужливо приоткрыть перед ними покосившуюся дверь, еле державшуюся на одной петле.
– Здесь! – торжественно ткнул пальцем вниз.
Красноармеец вонзил в утрамбованную землю штык, потом еще раз и еще – пока железо не уперлось во что-то твердое.
– Бери лопату! – глядя прямо в глаза хозяину, велел командир отряда.
– Кому надо – пусть тот и берет, – спокойно парировал Клименко.
– Ох и доиграешься ты, Иван Гаврилович… Василий!
– Я!
– Рой!
– Есть!
Смачно выругавшись, солдат схватил стоявшую в углу лопату и начал раз за разом вонзать ее острие в землю. Вскоре там показался небольшой чемоданчик. Когда его открыли, все ахнули: там лежала старая рваная детская одежда, уже не подлежащая ремонту…
– Уходим, – разочарованно бросил бородач.
Красноармейцы друг за дружкой потянулись со двора, выстраиваясь в шеренгу на пыльной улочке.
И только старик не угомонился. Приподнялся на цыпочках и прошептал в ухо командиру:
– В саду надобно бы глянуть, Яков Самуилович. Там, где грунт рыхлый.
– Вася! – грозно приказал тот.
– Я!
– А ну-ка копни поглубже под черешней.
Боец нехотя схватил изрядно поднадоевший за последнее время инструмент, натерший не одну мозоль на солдатских ладонях, и медленно начал рыть яму. Вскоре на ее дне показался деревянный ящик… Когда его извлекли на свет и взломали, Кондратьевич торжествующе крякнул:
– А я что говорил!
В отличие от старика, Яков Самуилович воспринял находку без особого восторга. По правде говоря, ему совершенно не хотелось оставлять без хлеба эту честную трудовую семью, но что поделать – служба есть служба. Смалодушничаешь, позволишь утаить мешочек-другой – сам отправишься в Сибирь.
– Скотину имеешь? – устало спросил командир.
– Нет… Всю сдал в колхоз.
– А птицу?
– Давно уже порубали.
– Завтра будем решать твою судьбу. Приходи на десять в сельсовет.
– Посмотрим…
– Что? Что ты сказал?
– Посмотрим.
– Я с тобой игры играть не буду. Не прийдешь – приведем силой. Ясно?
– Так точно, панэ-товарышу.
Вечером Иван, Андрей и Алексей Клименко отправилась, как и планировали, на рыбалку.
Вдоль единственной мощенной камнем дороги, бегущей через центр села к чернеющему вдалеке лесу и неожиданно обрывающейся на подступах к нему, собралось множество возов с продовольствием. Возле них вились усталые, отощавшие люди, все еще надеющиеся вернуть утраченное. Старики, женщины и дети, рыдая, падали под колеса, молили не забирать последнее… Но их никто не слушал…
Внизу, под высоким обрывом, на котором стоял крайний ряд деревенских хижин, местная речушка делала резкий поворот; вода в том месте бурлила, образовывая многочисленные воронки, уходящие своими корнями в бездонную пучину.
Иван Гаврилович расположился у роскошной ивы, к которой была привязана добротная, хорошо просмоленная, лодка. В былые годы он по вечерам разбрасывал с нее корм – через день по ведру пшеницы, приваживая таким образом крупных сазанов. По десять, а то и пятнадцать килограммов каждый… Эх, сейчас хоть бы десяток зерен!
Андрей стал по правую руку отца и первым забросил удочку, на крючке которой изворачивался тощий и бледный червячок.
Алеша опустился чуть ниже по течению и занял место на выходе из ямы.
Совсем скоро его поплавок задрожал и пошел под воду. Подсечка! И за миг на берегу уже трепыхался жирный серебристый карась.
– В кого ты такой везунчик? – удивился Иван. – Не успел закинуть – и на тебе!
– В вас, тато… Дывиться!
Отцовское удилище вдруг резко согнулось, и кто-то невидимый на конце натянутой лески рванул против течения в сторону прибрежных зарослей. Уже не одна рыба сорвалась здесь с крючка, запутав нехитрую рыбацкую снасть вокруг лежащих на дне многочисленных пеньков и коряг.