Восточная война
Шрифт:
Вот поэтому, желая убить двух зайцев одним выстрелом, в последних числах октября, главнокомандующий и собрал у себя в штабе, большой военный совет. Начал его Пелесье в своей обычной форме общения с подчиненными, обрушив поток гневных упреков на головы сидящих перед ним генералов.
– На сегодняшний день в моем распоряжении находится девяносто тысяч человек, и я не желаю! Слышите, категорически не желаю, чтобы они зазря проедали провиант и даром получали деньги из казны моего императора! Мы еще достаточно сильны и вполне способны нанести русским удар сокрушающей силы, и вы господа, это прекрасно знаете! – распекал генералов командующий.
– Вы скажите, что войск князя Горчакова увеличили свою численность, за счет подошедших из глубины страны подкреплений и будите, правы! Вы скажите, что было бы большой глупостью нападать на противника сейчас, когда он занимает сильные позиции и его солдаты, вооружены скорострельным оружьем и будите, снова правы. Но буду прав и я, требующий проведения активных действий против русских, ибо только в борьбе мы одержать победу. И ударим мы в том месте, где русские нас совершенно не ждут.
Пелесье замолчал и его торжествующий взгляд перебегал с одного генерала на другого, словно выбирая из них кандидата для выполнения своего нового замысла. Генералы мужественно ждали своего горького жребия для выполнения воли «африканца», но на этот раз, эта роль досталась не им.
– Вилье! Где сейчас находятся русский флот, который так легко покинул севастопольскую бухту исключительно только вашей нерасторопности адмирал!? – гневно спросил Пелесье. – Куда уплыл противник, для уничтожения которого император Наполеон направил такую армаду кораблей.
– Но… - робко заикнулся моряк, но командующий оборвал его.
– Молчите, я знаю, что вы можете сказать. Что часть русских кораблей все же осталась в Севастополе, не так ли? – сказал Пелесье и, не дождавшись ответа Вилье, продолжил говорить. – Я не моряк, но и для меня сухопутного человека совершенно понятно, что в Севастополе оставлены тишь те корабли, что на данный момент полностью небоеспособны и не представляют никакой угрозы для наших морских коммуникаций. А лучшая часть во главе с адмиралом Нахимовым выскользнула из мышеловки.
Красный как рак Вилье всем своим видом показывал, что он полностью не согласен с выводами командующего, но Пелесье не обращал на него никакого внимания. Противно поскрипывая новыми сапогами, он методично расхаживал по своей палатке из угла в угол, рассуждая в слух.
– Вне всякого сомнения, русские решили спасти хотя бы часть своих кораблей, отведя их в надежное место. Куда бы вы Вилье, будь вы на месте адмирала Нахимова, отвели бы свои корабли? А!? Не знаете? Этого и следовало ожидать – гневно фыркнул Пелесье.
– Хорошо я помогу вам. По данным наших татарских лазутчиков, в Керчи их нет. Значит, они могут быть только в двух местах, либо Азове, либо Николаеве. Какой из этих двух вариантов вам более предпочтителен Вилье?
– Николаев – сглотнув горечь обид, глухо выдавил из себя моряк, стараясь не смотреть на своего мучителя.
– Браво, Вилье! Мне тоже так кажется! И это значит, что не позднее двадцати четырех часов вы должны выступить в поход на Николаев, чтобы я смог рапортовать нашему императору о полном уничтожении русского флота. Тем самым будет исполнена одна из основных целей этой войны. В качестве десанта, передаю под ваше начало солдат генерала Брюно. Думаю его десяти тысяч вам должно хватить для захвата крепостей, Кинбурга и Очакова, а так же разорения Николаева. За дело господин адмирал! Я жду от вас результата – воскликнул Пелесье и все присутствующие на совете, с радостью покинули негостеприимную палатку командующего.
Хмурое осеннее море, негостеприимно встретило у Кинбургской косы тридцать вымпелов французской эскадры. Бурные порывы ветра безжалостно трепетали паруса союзных кораблей, а тяжелые серые волны, раз за разом заливали солеными брызгами палубы вражеских пароходов. Плохая погода впрочем, не помешало французскому адмиралу рано утром высадить на косу морской десант. Против полторы тысячи человек под командованием генерал-майора Кохановича, Вилье двинул свыше шести тысяч солдат, создав трехкратное превосходство над гарнизоном крепости закрывавшей вход в лиман.
Впрочем, этот факт не подвиг солдат генерала Брюно к боевым действиям. Высадившись в тылу русских войск, они к удивлению моряков не устремились на штурм Кинбурга, а принялись окапываться, вежливо уступив лавры победителей морякам. Подопечные Вилье были не прочь блеснуть своим мастерством перед пехотой, но сильное волнение на море не позволило им это сделать. Все боевые действия свелись к вялой артиллерийской перестрелке между противниками, причинившей минимальный ущерб обеим сторонам.
Видя, что непогода не позволяет вражеским кораблям приблизиться к крепости, генерал Коханович рискнул отправить в Очаков катер под командованием капитан-лейтенанта Стеценкова, с известием о высадке у себя в тылу вражеского десанта. Заметив этот маневр, канонерские лодки противника попытались перехватить катер, но Стеценков сумел уклониться от встречи с пароходами врага и прорвался в Очаков. Донесение Кохановича было доставлено по назначению и сразу же ушло в Николаев, где в это время находился сам государь император.
Второй день осады Кинбурга, так же не был ознаменован активными боевыми действиями. Сильный ветер и зыбь, по-прежнему заставили союзный флот держаться в стороне от косы, а энергичный обмен депешами между Вилье и Брюно так и не подвигла пехоту к наступлению на Кинбург.
Один эпизод все же придал некоторую остроту в противоборстве враждующих сторон. Ближе к вечеру русским пароходом «Громоносец» был совершен дерзкий прорыв мимо стоявшего у горловины косы вражеского флота. Успев проскочить в Николаев до появления неприятеля, «Громоносец» в тот же день отправился в Стамбул по личному приказу императора.
Уверенность в том, что при таком волнении на море не следует ожидать активных действий со стороны русского флота, сослужила плохую службу французам. Идущий на всех парах «Громоносец» был слишком поздно замечен дозорными Вилье и потому, бросившиеся на перехват канонерки не успели его перехватить. Имея хороший ход и заметную фору во времени, русский пароход сумел уклониться от встречи с врагом, а быстро наступившие сумерки сделали его преследование невозможным.
Обозленный от неудач первых дней, французский адмирал обрушил весь свой гнев на Кинбург утром следующего дня. Когда моря успокоилось и уже ничто не мешало вражеским кораблям приблизиться к берегу и начать массированный обстрел крепости.