Восточная война
Шрифт:
Множественные крики ужаса и отчаяния прокатились по всей «Виктории», когда она рухнула вниз. От взрыва мины, в носу британской канонерки образовалась большая пробоина, через которую в трюм стремительно поступала вода. Не прошло и нескольких минут, как корабль уже имел сильный дифферент на нос, который не удалось остановить, несмотря на все отчаянные усилия команды.
Вторым неудачником среди канонерок Её королевского величества был «Норфолк», умудрившийся зацепить русскую мину краем своего борта. Впрочем, в отличие от «Виктории», большая часть взрыва ушла в сторону в виде огромного водяного столба. Судна так же сильно тряхнуло, так же была пробоина, и появился заметный крен на поврежденный борт. Однако команда «Норфолка» смогла предотвратить дальнейшее проникновение воды в трюм, путем подведения к поврежденному месту, специального пластыря.
– Мины! Русские мины! – разнеслось по кораблям эскадры и сразу, весь походный ордер развалился. Стремясь избежать встречи с коварной смертью притаившейся подводой, корабли Вилье стали стремительно отворачивать в сторону, беспокоясь не столько о сохранении строя, сколько о целостность своих бортов.
Прошло много времени, прежде чем порядок был восстановлен и к поврежденным кораблям, подошла помощь. От взрыва мины на «Норфолке» вышла из строя машина, и потому его пришлось брать на буксир. Медленно, с большой осторожностью, спасатели подошли к дрейфующему кораблю и, бросив спасательный конец, стали выводить его прочь от гостинцев профессора Якоби.
С «Викторией» всё обстояло гораздо сложней. Хотя после взрыва канонерка не утратила ход и даже смогла самостоятельно развернуться, её дела были плохи. С каждой минутой дифферент на нос возрастал, и корабль неудержимо погружался в воду. Капитан Буль храбро пытался спасти свой корабль, но всем было ясно; «Виктория» обречена.
Естественно, ни о каком дальнейшем продвижении кораблей не могло быть и речи. Лишившись за одно мгновение двух канонерок, Вилье совершенно не горел желанием узнать, как далеко простирались минные поля противника. Эскадра немедленно повернула на обратный курс, не рискнув выполнить главный наказ Пелесье.
Так неудачно закончился набег союзного флота на русские порты. Из всего намеченного, удалось свершить лишь малую часть. За три дня осады взять малозначимую крепость, поскольку от штурма Очакова французский адмирал отказался ввиду сильного волнения на море. Правда, Вилье добился еще одного скромного успеха, который он не преминул раздуть в своем рапорте до значимости большой победы.
Когда корабли коалиции приблизились к Очакову, то тут их ждал приятный сюрприз. Русские полевые укрепления, прикрывавшие проход в лиман со стороны Очакова, оказались уничтоженными посредством взрыва. Как отмечал в своем рапорте царю, комендант Очакова генерал-адъютант Кнорринг, сделано было это в связи с утратой боевого значения данных укреплений после захватом врагом Кинбурга, а так же желанием не губить понапрасну христианские души. Очень может быть, что господин генерал попросту не горел желанием вступать в бой с французами, но данный поступок смог примерить обе враждующие стороны. Адмирал Вилье записал на свой счет новый боевой успех, а Кнорринг рапортовал царю об удержании Очакова.
Однако если к русскому генералу судьба была милостива, и царь одобрил его действия, то французскому адмиралу, покой только снился. Не успела союзная армада вернуться под Севастополь, как последовал новый приказ Пелесье. Вилье было предписано идти на Стамбул, дабы выяснить причину внезапного прекращение поступления провианта и очередного пополнения союзным войскам. Главнокомандующий заявил, что здесь явно не обошлось без участия русских кораблей покинувших Севастополь.
Поход на Николаев сильно подорвал здоровье Вилье. У адмирала разыгрался сильнейший приступ подагры, и было решено, что в море отправится контр-адмирал Шарнье.
– Я с удовольствием переждал бы период штормов стоя в гавани Теодор – доверительно проговорил Вилье своему товарищу, сидя в кресле с закутанными в теплый плед ногами – однако вынужден согласиться с мнением главнокомандующего. Нам нужно как можно быстрее разобраться с причиной внезапного нарушения снабжения наших войск. Скорее всего, это действительно дело рук адмирала Нахимова, чьи корабли вместо набега на Сухуми и Батум, занялись крейсерством у берегов Босфора. Право, не ожидал от Нахимова подобной прыти.
Вилье неловко повернулся в жестком кресле, и гримаса боли исказила лицо моряка. Закусив губу, он мужественно перетерпел боль в стопе и продолжил разговор.
– Довольно смелый, но вместе с тем очень рискованный ход со стороны русского флотоводца. Ведь он должен был прекрасно понимать о том, что незамедлительно последуют ответные действия с нашей стороны.
– Нахимов играет в крайне опасную игру, противопоставляя свой парусный флот нашим паровым кораблям. В условиях наступивших штормов русским кораблям будет очень трудно ускользнуть от нашей эскадры. Я бы расценил их шансы как крайне ничтожные – поддакнул начальнику Шарнье, чем заслужил одобрительный кивок адмирала.
– Я рад слышать эти слова, и полностью уверен, что скоро вы доложите мне о полном уничтожении русского флота. Для выполнения этой задачи я передаю под ваше командование все семь паровых корветов и фрегатов, способных выйти в море на данный момент – торжественно изрек Вилье и увидел разочарование на лице Шарнье. Тот явно рассчитывал на получение от адмирала большего числа кораблей.
– Не кривитесь Теодор. Этих сил вполне хватит для уничтожения всего русского флота адмирала Нахимова, при умелом командовании. Я прекрасно понимаю ваше желание иметь большее количество вымпелов, однако это совершенно невозможно. Парусные фрегаты будут только обузой для вас, а присутствие канонерок не даст ничего существенного. Большое число, как правило, приносит делу больше вреда, чем пользы, а иногда может и вовсе погубить его – нравоучительно произнес Вилье, и Теодору после этих слов оставалось только откланяться, что он и незамедлительно сделал.
За время, которое потребовалось союзному флоту для совершения плавания по маршруту Севастополь-Стамбул, Шарнье смог по достоинству оценить правоту решения своего командира не посылать в поход парусные суда. Погода на море ухудшалась с каждым часом и присутствие в составе эскадры парусников, сильно затруднило бы её плавание.
Так, мужественно борясь с сюрпризами ноябрьской непогодой, моряки Шарнье вышли к Босфору. Там их встретил непрерывно моросящий дождик, совершенно не помешавший дозорным флагманского корабля, разглядеть отсутствие турецкого флага над береговыми укреплениями.
– Босфорские береговые батареи турок разгромлены, господин контр-адмирал! – с такими словами вахтенный офицер подскочил к адмиралу, едва тот вышел на палубу из своей каюты.
– Что за ерунда, Жером!! Этого просто не может быть! – с негодованием набросился Шарнье на незадачливого вестника, но тот упрямо тыкал пальцем в сторону берега. С замиранием сердца адмирал выхватил из рук подбежавшего адъютанта подзорную трубу и яростно вперил взгляд в берег. То, что он увидел, повергло его в шок. Над главной крепостью Босфора «Европой», действительно не было османского флага, что явственно говорило, об оставлении турецкими солдатами, столь важной позиции.