Восточная война
Шрифт:
– Но ведь наши ружья бьют только на сто шагов против их трехсот, а это большое преимущество, особенно против нашей артиллерии. Ты же сам мне писал, что орудийную прислугу вчистую выбивают.
– Что, верно, то верно. Но против всякого яда есть противоядие - многозначительно произнес Ардатов.
– Говори Мишель, не томи!
– Денег оно стоит хороших, государь - как бы оправдываясь перед царем, лукаво произнес Михаил Павлович.
– Да будут тебе деньги, дело говори!
– выкрикнул Николай страстно желавший иметь у себя противоядие от ненавистных штуцеров.
–
Мне об этом оружейном гении мой старый берлинский знакомый отписал, Дмитрий Плетнев. Я все внимательно изучил и твердо убежден - очень еще покажет себя эта винтовочка, ой покажет. И пока не поздно, думаю, следует заказать у этого изобретателя для наших нужд тысячу - другую. Немец хоть патент не продает, но от таких больших денег он точно не откажется, к тому же мировую известность получит. Если деньги ему сейчас переслать, то, учитывая немецкую педантичность и мастерство, к будущему лету половину точно получим.
– Опомнись, Мишель! Да что твоя тысяча сделает против двадцати тысяч английских штуцеров!
– воскликнул Николай, - Пойми, мне денег не жалко, мне результат нужен.
– Будет тебе результат, да ещё какой. А если я тебя подведу, то, Богом клянусь, верну тебе все до копейки, потраченные тобой деньги, государь. Только деньги нужны сейчас. Время не ждет.
В облике Ардатова было столько страсти и убежденности, что Николай не смог ему отказать и, разведя руками, смиренно сказал: - Ну, раз время не ждет и надо.
– Надо, ох как надо, государь! У меня тут уже все нужные бумаги припасены. Подпиши. И завтра же в Берлин, фельдъегерем.
Царь с изумлением смотрел на то, как ловко вытаскивал Ардатов из кожаного портфеля белые листы бумаги договора и, не глядя на довольно кругленькую сумму, без колебания поставил на них свою подпись.
– Ну и проворен ты, брат, однако, - с удивлением произнес император.
– Сторицей окупятся нам эти винтовки, государь, ты уж не сомневайся, - заверил его Ардатов и хитро посмотрел на Николая.
– Ну, раз пошла такая масть, то не грех и еще об одном разорительном для казны деле поговорить.
– Ну, излагай, - милостиво произнес царь, - вижу, что не для себя просишь, а для государственного дела. Что еще задумал, хитрец?
– Знаешь, какая жаба меня давила в Севастополе, когда смотрел, как неприятельские корабли спокойно подкрепления из Константинополя подвозят? Просто жуть. Все свое жалование за десять лет вперед был готов отдать за один только пароходик, вооруженный парой пушек. Мы бы там таких дел натворили, - мечтательно сказал Ардатов.
– Да, - согласился с ним царь, - вот только где их взять? Ведь все, что были в Севастополе, ты их в брандеры превратил, а новых пароходов ждать нам скоро не придется.
–
– Ну и где же они? В Петербурге всего только два.
– Зато на Волге их никак не менее шестнадцати будет. Тамошние купчишки очень предприимчивый народец. Сейчас они большей своей частью в Самаре и Нижнем Новгороде находятся. А вот если их по весне на Дон через царицынский волок переправить, да в Керчи вооружить. Вот бы дело было бы, так дело.
– Ты уже, поди, и бумагу приготовил, - спросил Николай, быстро оценив смелость предложенного графом хода.
– Как же в таком деле без бумаги, государь. Готова. Твоей резолюции ждет.
Ардатов быстро извлек из портфеля новые гербовые листы, которые через минуту уже были украшены царским автографом. Граф аккуратно их упрятал в кожаное чрево, а затем непринужденно произнес.
– Ну, раз самые главные дела сделаны, может и чайку попить? Самовар у вас в Петергофе, чай найдется?
Самовар, конечно же, нашелся. Николай, зная о пристрастии Ардатова к чаю, приказал дежурному адъютанту приготовить его сразу по прибытию гостя. Не прошло и пяти минут как, сияя своими начищенными боками, он был установлен на чайном столе вместе с подносом со сладостями.
– Не перестаешь ты меня изумлять, Мишель, - сказал Николай, взяв в руки тонкую фарфоровую чашку с ароматным напитком, украшенную золотым императорским вензелем поверх синей эмали.
– Лучшие европейские армии стоят под Севастополем, их штурм может быть в любой час, а ты так спокоен за положение дел в Крыму и с завидной уверенностью строишь новые обширные планы на будущее. Непостижимо.
– Пока в Севастополе Нахимов с Истоминым, за город я полностью спокоен. Будет штурм, так пока жив Павел Степанович, Севастополь будет в наших руках, не сомневайся, государь, - авторитетно произнес Ардатов. И от этих слов, у его собеседника потеплело на душе.
– Но не слишком ли ты много, царь батюшка уделяешь внимания Севастополю, считая его главным место этой войны? Ведь даже, не приведи господи, если он падет, то это никак не может означать полную победу неприятеля в войне. Ставя значение Севастополя столь высоко, ты тем самым сильно играешь на руку противнику, которому только и нужна быстрая победа. С помощью её они постараются навязать нам мир на выгодных для себя условиях. А этого никак нельзя допустить.
Ардатов отставил в сторону недопитую чашку чая и стал энергично излагать Николаю свое мировоззрение.
– Вспомни, когда пала Москва, твой царственный брат не признал победу Наполеона, и на его предложение заключить мир гордо ответил, что воевать мы только начали. И что в итоге? Бонапарт - лучший в мире полководец, не добившись для себя мира, без боя, оставил Москву и позорно бежал из России. Так и сейчас. Падение Севастополя, и даже оставление нами Крыма, не должно означать окончание войны. Наши силы огромны, а французы и англичане, по моему глубокому убеждению, не способны к длительному ведению войны.