Восточный рубеж(ОКДВА против японской армии)
Шрифт:
Три китайские провинции — Хэйлунцзян, Гирин и Ляонин — составляли обширный район Северо-Восточного Китая. Здесь проживали десятки миллионов жителей, были богатые залежи угля, железной руды и других полезных ископаемых, так необходимых островной империи для ведения захватнических войн. На севере по Аргуни и Амуру и на востоке по Уссури Маньчжурия граничила с Советским Союзом, на западе — с МНР и китайской провинцией Жехэ, на юге по реке Ялу — с Кореей, в то время колонией Японии.
Если посмотреть на крупномасштабную карпу Маньчжурии, то можно увидеть железнодорожную магистраль, прорезающую всю территорию с северо-запада на юго-восток. Начинаясь у пограничной станции Маньчжурия, магистраль через Харбин проходит к Владивостоку. От Харбина по территории южной Маньчжурии через Мукден к Дальнему и Порт-Артуру была проложена другая железнодорожная магистраль. Обе дороги были построены
В начале 30-х гг. в Китае продолжала сохраняться довольно сложная политическая обстановка. После поражения революции 1925–1927 гг. власть в стране захватили сторонники национальной партии (гоминдан). Гоминдановское правительство во главе с Чан Кайши, располагавшееся в Нанкине и представлявшее главным образом, интересы крупной буржуазии, вело упорную борьбу против милитаристских клик, контролировавших Северный Китай и другие районы страны. С другой стороны, оно вынуждено было всё больше внимания обращать на борьбу против революционного движения и прежде всего против советских районов, созданных в 1928–1930 гг. под руководством китайской коммунистической партии в Южном и Центральном Китае.
Правителем и командующим вооружёнными силами Маньчжурии был Чжан Сюэлян — сын диктатора Маньчжурии Чжан Цзолиня, погибшего 4 июня 1928 г. при взрыве поезда, организованного группой офицеров Квантунской армии. Он, как и другие милитаристы, принимал активное участие в борьбе с нанкинским правительством, хотя в декабре 1928 г. и объявил о признании его власти. Под его командованием было около 300 тысяч человек, однако они были неудачно дислоцированы, и в случае внезапного выступления частей Квантунской армии против Маньчжурии её правитель не мог противопоставить японским войскам достаточно крупные силы. Вооружены китайские части были плохо, слабой была и их боевая подготовка. Во всех отношениях они значительно уступали японским частям.
Советская военная разведка в Хабаровске внимательно следила за событиями в этом районе. После конфликта на КВЖД в 1929 г. в Советском Союзе были военнопленные: китайские солдаты и офицеры. После урегулирования конфликта они были возвращены в Маньчжурию. Но перед отправкой с ними «поработали» и сотрудники ОГПУ, и сотрудники военной разведки — разведывательного отдела штаба ОКДВА. Упустить такой удобный случай было нельзя. Оба ведомства, соревнуясь друг с другом, фильтровали пленных, вербуя для себя агентуру, которая в будущем могла бы достаточно подробно освещать события в Маньчжурии. Очевидно, от этой агентуры была получена в 1930-м и начале 1931-го та информация, которая закладывалась в военно-политические сводки по Японии и Китаю, регулярно выпускавшиеся разведывательным отделом штаба ОКДВА. Первые экземпляры сводок ложились на стол командующего ОКДВА Блюхера, позволяя ему быть в курсе событий за Амуром и Уссури.
В сводке № 8 от первого января 1931 г. отмечалось, что с усилением общей агрессивности внешней политики Япония активизирует свою деятельность и в Маньчжурии. Во всех крупнейших пунктах трассы КВЖД японская разведка увеличивает сеть своей агентуры. Отмечались также и упорные слухи о подготовке Японией какой-то грандиозной провокации в Маньчжурии. Очевидно, что-то из разрабатываемых японским генеральным штабом планов просочилось наружу и стало предметом обсуждения в китайских и эмигрантских кругах, а разведка всегда прислушивалась к подобной информации. Агентура также подтверждала сведения о намерении Японии усилить свои вооружённые силы в Маньчжурии для обеспечения проведения своей агрессивной политики. В генеральном штабе Японии решили перебросить в Маньчжурию дивизию, усиленную кавалерийской и артиллерийской бригадами, а также ещё один авиационный полк. Переброску этих войск планировали осуществить в начале 1931 г. Такая переброска крупной группировки на материк значительно усиливала численность Квантунской армии, нарушая все статьи Портсмутского договора. В китайских военных кругах предполагаемое усиление японских войск было расценено как намерение японского правительства оказать давление на Мукден и как переход к более активной политике в Маньчжурии.
Анализ имевшейся в разведывательном
В сводке № 10 на первое марта отмечалось, что японская разведка усиленно вербует новых агентов по всей трассе КВЖД и что в последнее время Япония проявляет особый интерес к западной линии КВЖД, идущей от Харбина к советскому Забайкалью. Подчёркивалось, что эти сведения заслуживают доверия, то есть получены от проверенного и надёжного источника. В заключении сводки указывалось: «Всё, вместе взятое, заставляет прийти к определённому выводу о крайней серьёзности положения в северной Маньчжурии. Подготовка новой провокации весной этого года идёт усиленными темпами». Сводка была подписана начальником 4-го (разведывательного) отдела штаба ОКДВА Карповым. Это был псевдоним будущего героя Сталинградской битвы Чуйкова. В 1931-м он возглавлял военную разведку на Дальнем Востоке. Обстановка в регионе накалялась, и разведчики верно зафиксировали нарастание тревожных событий. В сроках ошиблись на полгода — агрессия началась осенью. Но у Москвы и у Хабаровска было время подготовиться и принять необходимые меры.
Интересно отметить, что разведывательный отдел в Хабаровске занимался не только составлением сводок и анализом военно-политической обстановки. В архивном деле между разведывательных сводок лежит любопытный документ, весьма характерный для начала 1930-х. Это статья, напечатанная в харбинской эмигрантской газете «Русское слово» от 24 июня 1931 г. В передовице под заголовком «Второй лик пятилетки» говорилось о назначении Сталина членом Совета Труда и Обороны и отмечается, что это назначение произвело во всех кругах Советского Союза огромное впечатление. Этому назначению, пишет газета, предшествовало появление книги Ворошилова «Сталин и Красная Армия», в которой «Ворошилов доказывает, что Сталин является не только выдающимся организатором партии, но имеет и исключительно военные заслуги, что ему принадлежит мысль и осуществление организации 1-й Конной армии и ему обязана она своими победами».
Газета писала: «Вслед за Ворошиловым выступил и Егоров, ныне командующий Белорусским военным округом, а во время Гражданской войны бывший командующий Юго-Западным фронтом. Он точно так же подчёркивал стратегические и военные таланты Сталина и утверждал, что не только организация 1-й Конной, но и выработка стратегического направления принадлежит Сталину, у которого, таким образом, должен быть признан, наряду с другими необычайными качествами, выдающийся военный гений».
Основной вывод в передовице заключался в том, что назначение Сталина в СТО приобретает огромное значение именно с точки зрения милитаристской, ибо, как известно, задача СТО заключается прежде всего в руководстве обеспечением нужд армии и удовлетворении требований обороны. Харбинские эмигрантские газеты регулярно поступали в Хабаровск, и эта статья была, конечно, не единственная, которая легла на стол Блюхера. Разведка регулярно снабжала командующего эмигрантской периодикой.
У документов, которые добывала разведка в 30-х гг., разная судьба. Некоторые остаются в Центре и используются при составлении докладов и аналитических записок, предназначенных руководству страны. Другие, более важные, с сопроводительными письмами отправляются «наверх» и ложатся на стол государственных, партийных, военных или дипломатических руководителей. Их читают, изучают и, если необходимо, по ним принимаются решения на высшем государственном, военном или дипломатическом уровне. После этого они оседают в личных архивах руководителей страны. Некоторые из этих документов с соответствующими резолюциями или пометками возвращаются обратно в аппарат той разведки (политической или военной), которая их отправила руководству страны, для дальнейшей работы с ними. Затем они поступают в архив разведки и становятся недоступными для независимых исследователей. Архив разведки — святая святых ведомства, и никогда ни при каких обстоятельствах чужака и близко не подпустят к его дверям. И здесь не имеют значения ни законы о рассекречивании в связи со сроком давности, ни череда десятилетий, прошедших после получения документа. К примеру: в архиве знаменитого ГРУ (Главного разведывательного управления), а там все документы секретны или совершенно секретны, хранятся документы военной разведки Российской империи периода 80-х гг. прошлого века. Четыре войны прошло, империя исчезла, её преемник Советский Союз развалился, а документы столетней давности засекречены до сих пор. Какой смысл в этом — известно только руководству разведки. Исследователям знать этого не дано.