Восточный вал
Шрифт:
— И еще: два дня назад вы попросили подготовить досье на унтерштурмфюрера Фридриха Крайза…
— Это еще что за Фридрих? — поморщился Скорцени. — Если учесть, что все Фридрихи Германии были Великими.
— По национальности — фриз. В свое время «выловлен» был в глубинах одного из островов Восточно-Фризского архипелага.
— Вы имеете в виду известное нам обоим Фризское Чудовище?
— Так точно.
— Так называйте его своим именем. Нашли что-либо достойное внимания?
— По-моему, здесь все достойно внимания, вплоть до оставленных осведомителями гестапо чернильных клякс.
— Потому что жизненный путь любого из нас для гестапо —
Скорцени поднялся из-за стола, открыл огромный сейф и добыл из его зева тоненькую папочку.
— Здесь всего три донесения из «Регенвурмлагеря», касающиеся не столько вашего любимца-фриза, сколько первого коменданта Рейх-Атлантиды.
— Штандартенфюрера Овербека? — удивленно уставился на него адъютант. — Но он уже отправлен в мир иной.
— А кто вам сказал, что досье расстреливают вместе с теми, на кого они заведены? Вы где служите, Родль? Сколько еще вы должны прослужить в СД, чтобы понять, что самые интересные сведения о расстрелянных нами как раз и начинают поступать из того мира, в который мы их отправляем?
— Я учту это, господин штурмбанфюрер.
— Так вот, для начала, возьмите эту папку и наполните ее так, чтобы по толщине она могла сравниться с досье, составленным Последним Мюллером рейха на нас обоих [49] .
— Не дотянем, господин штурмбанфюрер. У Мюллера особый талант. Впрочем, наши архивариусы уже кое-что накопали. Несколько минут терпения.
«Фризское Чудовище! — удивился Скорцени тому, что в бомбово-кровавой суете войны умудрился позабыть об этом типе, о котором в свое время впервые прослышал еще от коменданта Овербека, когда тот посвящал его в подробности посещения «Регенвурмлагеря» фюрером. — Куда девался последний великий хронист войны Штубер? Еще один экземпляр для его коллекции «неповторимых воителей XX века».
49
Имеется в виду шеф гестапо обергруппенфюрер СС Генрих Мюллер, которого герои романа, шутя, именуют «Последним Мюллером рейха» (то есть последним мельником, перемалывающим судьбы людей). Современники еще называли его «гестаповским мюллером».
Пока Родль доставлял ему папку, — поначалу адъютанта задержал в приемной телефонный звонок, затем отняло время появление кого-то из офицеров, которого он отказался пропустить к шефу, — сам Скорцени повторял ту же ошибку, в которую успел ввергнуть себя с утра Родль: просматривал обзор прессы.
Американцы сообщали о высадке дополнительного контингента своих войск на юге Италии. Англичане аристократично намекали на возможность еще одного прыжка «британского льва» через Ла-Манш, на этот раз — для освобождения Бельгии и Голландии. Вконец обнаглевший обозреватель французской газетенки, издающейся где-то в Алжире, размечтался о переустройстве послевоенной Европы, в которой Германии отводилась, видите ли, роль «подопечной территории» под мандатом Лиги Наций или Совета стран-победительниц.
Причем территория этой «подмандатной» Лиге Нации Германии» виделась ему предельно урезанной, да к тому же расчлененной на восточную (реверанс в сторону русских) и западную зоны влияния.
«Скопище мерзавцев! — зашвырнул Скорцени обзор на конец приставного стола. — Трусливо бежать из страны, забиться в глубины африканских пустынь и оттуда пророчествовать относительно
Однако тут же остепенился: «В свое время мы точно так же делили территории стран, еще не захваченных Германией. Но, по крайней мере, делали это, пребывая в своем государстве, возвышаясь над окружающим миром мощью армии».
Появившись в кабинете, Родль, прежде всего, метнул взгляд на растрепанные страницы обзора, едва удерживавшегося на самом краешке длинного стола, и даже не счел необходимым скрыть свою ироничную ухмылку: поглощение этого антигерманского чтива оказалось вредным не только для него, но и для Скорцени. Невзирая на непробиваемость железных нервов обер-диверсанта рейха.
— Вы заметили, Родль, что ваше появление с досье на очередного рыцаря этой нескончаемой войны похоже на ритуал, достойный летописи?
Высокий, увенчанный диадемой из темно-русых, жестких, слегка вьющихся волос, загоревший лоб Родля барханно поморщился. Гауптштурмфюрер знал, что словесная игра, которую обычно затевал в таких случаях Скорцени, уже сама по себе составляет некую часть ритуала посвящения в тайны жизни очередного странствующего рыцаря войны, и что первый диверсант рейха всегда придавал ей очень большое значение. К счастью, игра эта редко переходила в настоящую словесную дуэль: шеф, как правило, слишком был занят собственными размышлениями, чтобы прислушиваться к размышлениям адъютанта, представавшего перед ним на этом словесном ринге лишь в роли словесного спарринг-партнера.
— Все, кто удостоен чести пасть перед вами в виде досье, тем самым уже становятся избранниками истории. — Родль не льстил Скорцени, да штурмбанфюрер и терпеть этого не мог. Он всего лишь констатировал факт.
— Тем, кому повезет «пасть» на стол Последнего Мюллера рейха, — повезет еще больше.
— Это уже счастливчики. Не будем завидовать их судьбе.
Открыв первую страницу досье, Скорцени вначале отшатнулся, а затем наклонился, и, хотя зрение его по-прежнему оставалось отменным, слишком уж пристально, и как-то подслеповато всмотрелся в то, что было изображено на фотографии.
«Да уж, там есть на что посмотреть, — ухмыльнулся про себя адъютант. Несколько минут назад он и сам уже пережил нечто очень близкое к шоку. — Господь и случай не поскупились».
Тем временем Скорцени оторвался от лицезрения изображенного на фотографии существа, перевел очумелый взгляд на гауптштурмфюрера, но, так и не добившись разъяснений, вновь уставился в лицо героя досье.
— Что это здесь наклеено, Родль?
Гауптштурмфюрер всегда очень чутко улавливал грани черного диверсионного юмора Скорцени, однако на сей раз и удивление его шефа казалось вполне искренним, и вопрос звучал со всей возможной серьезностью.
— Как и положено: фотография, — с нарочитой обыденностью объяснил он шефу, — может, не самый лучший фотограф занимался им, так ведь не в каждой казарме…
— При чем здесь фотография, Родль?! Такое не выдержит ни одна пленка. Я спрашиваю, кто здесь изображен?
— На фотографии, — щелкнул каблуками Родль; дружеское расположение к нему Скорцени никогда не позволяло адъютанту забывать, кто он есть и с кем имеет дело; Скорцени это нравилось, — изображен унтерштурмфюрер Фридрих Крайз. Кличка и агентурный псевдоним «Фризское Чудовище». В настоящее время проходит службу в «Регенвурмлагере».