Вот и я, Люба!
Шрифт:
Да, как самец, я реально желаю большего, но как взрослый и адекватный мужик не могу позволить, чтобы это походило на акт использования женщины, когда она не в состоянии контролировать ситуацию.
Приняв правильное решение, достаю разомлевшую красавицу из воды, заворачиваю размягшее тело в махровую простынь и несу в прогретую спальню. Кладу её на кровать, накрываю одеялом.
Возвращаюсь вниз разобраться со вторым сюрпризом. Пока им занимаюсь, покатываюсь от хохота.
Уладив все дела, поднимаюсь к спящей Данае. Ложусь рядом с мыслью
Однако, увы мне, увы мне. Эта ночь становится одной из самых страстных и жарких в моей избалованной, распущенной и развратной мужской жизни.
Я не могу насытиться её телом, её настоящей отзывчивостью и нежностью, ее искренним желанием отдавать себя без фальши, позерства и пошлой демонстрации.
Мы засыпаем физически опустошенно удовлетворенными практически под утро. Она - согретая, а я - сытый и умиротворенный на сто процентов. Так кайфовово мне ещё не было никогда.
Глава 2
Из темноты уходящего сознания меня вытаскивают странные видения со звуками сквозь вату и очертаниями через пелену.
Я, вообще, нахожусь или плаваю в каком-то эфире. У меня ощущения перехода в рай, потому как я реально вижу себя в тёмном коридоре, в конце которого сияет мягкий и такой манящий свет.
Моей душе очень хочется в это тепло. Каждый мой шаг доставляет мне удовольствие своей лёгкостью. Я просто парю, как в детстве, в любви и счастье.
Никак не могу поймать момент идентификации себя в сказочном мире моего рая.
Не могу, потому что моя картинка начинает периодически сыпаться и рушиться, как программа компа под влиянием вируса.
Ещё эти ужасные звуки, вторгающиеся в мою райскую симфонию.
Ещё горечь в моем рту, пищеводе и желудке.
От всего этого и еще от каких-то внешних действий меня начинает трясти и колотить. Чувство, что кто-то невидимый начинает разжигать во мне огонь. Моему телу становится очень жарко.
Этот жар, как горящая вулканическая лава, вытекая из моего солнечного сплетения жалящими наплывами, превращается в щупальца огненного спрута. Эти горячие отростки прорастают в моем теле, лезут во все органы и сосуды.
Мне очень горячо. Этим дьявольским огнём горит моя голова. От жара мое сердце колотится как бешеное. Низ живота пульсирует, часть этой лавы просто вытекает из меня и липкими жаркими потоками стекает по моим ногам.
Еще минута и я взрываюсь от этого внутреннего огня, жар которого шаровыми молниями прокатывается по каждой моей клеточке.
Моя неравная схватка с этим огнём повторяется много раз. Моей душе и моему телу нравится гореть в этом пламени, от которого они испытывают радость и удовольствие. И хотя я постоянно проигрываю и сдаюсь, мне снова и снова хочется испытать жаркую агонию моего поражения.
В желании получить ещё немного счастья я постоянно кого-то умоляю, нет даже просто вымаливаю, повторить все с самого начала. Своего искусителя не вижу, только ощущаю.
Под
После очередной нашей огненной борьбы все моё естество рассыпается на мириады маленьких огоньков. Взмывая вверх, они превращаются в белых пух, обволакивающий меня нежным покрывалом, в котором я умиротворенно успокаиваюсь.
За щитом век чувствую мягкий и приятный свет. Моё тело лёгкое и практически невесомое. Оно уже не парит, но ему мягко и приятно. Провожу по себе руками. Я абсолютно голая. Моя кожа такая гладкая, какой никогда не была. Боже, вероятно, я прошла чистилище и все же попала в рай.
Хочу открыть глаза, но совершенно нет никаких сил. Борьба с жаром огня лишает меня их полностью.
Испытывая любопытство от того, что ждет меня впереди, усилием воли все же немного размыкаю веки. Картина неожиданно озадачивает…
"Где я? Где мои вещи? Как меня зовут? Нет, как зовут этого Аполлона, который сейчас дефилирует предо мной в костюме Адама?" - думаю я, подсматривая из-под ресниц за огромный голым мужчиной, стоящим около большого панорамного окна.
– Боже, где же это такие агрегаты выдают?! У моего бывшего по сравнению с этим, прости меня Господи, стручок ореха…Как его? Арахиса…
– Люба, арахис - это бобовое, - тихо произносит мужчина, поворачиваясь ко мне своим причинным местом.
– Точно. Я - Люба! Ой, мамочки! Я в раю? Вы - Ангел? Стоп! Подождите, я что жива и разговариваю? И все это сейчас вслух проговорила, да? Вы, все слышали? Ой, извините. Мне ужасно стыдно. Прошу меня великодушно простить. Извините, не имею чести знать вашего имени, - мямлю, выглядывая из-под одеяла.
Одурев от звука собственного голоса, пытаясь свести в голове искры вспыхивающего понимания, меня снова начинает потряхивать. Мой голос дрожит и напоминает блеяние козы Федоры.
– Извините, ещё раз, но Вы не могли бы, коли Вы - не Ангел, прикрыть хоть чем-нибудь свое естество. Вы меня изрядно смущаете.
– Любаша, ну что ты? Совсем ничего не помнишь, да? Степан. Меня зовут Степан. Ну? Вспомнила?!
– Степан!
– делаю паузу, пытаясь восстановить память, а потом как заору.
– Точно! Точно! Да! Да, где мой Степа?! Где мой Степушка?!
Кричу истошно, как припадочная, вскакиваю на кровати в полный рост, даже, не обращая внимание на то, что на мне сейчас костюм Евы.
– Мужчина, где мой Степка? Он был у меня в грудях!
Мужик в костюме Адама выходит из комнаты. Раздается возня. Дверь распахивается и появляется мой Степушка.
– Спокойно, Люба, вот, он! Теперь буду знать, что он - Степан. Значит, мой тезка! Смешно, конечно, - голый мужчина от души хохочет.
Наблюдая за ним, понимаю, что смотрю не на лицо человека, а на его слегка возбужденный агрегат, который подрагивает и подпрыгивает, как метроном, в такт на каждое громкое "ха" и "ха-ха-ха" своего обладателя.