Вот пришел папаша Зю…
Шрифт:
— Я первый, — быстро сказал Гардай.
— За мной будете, Михаил Сергеевич, — буркнул только что проснувшийся Борис Абрамович Бесовский. Всю ночь в его коммунальной квартире скандалили в соседней комнате пьяные соседи, и Борис Абрамович не выспался. Он был страшно злой и клевал носом.
Так как свободных стульев в приёмной больше не оказалось, Михаил Сергеевич попросил Владимира Вольфовича убрать свою каску. У того были заняты обе руки: в одной он держал бутерброд, в другой крышку с чаем; на коленях была расстелена газета с несъеденными бутербродами, а на полу между ног стоял термос. Владимир Вольфович недовольно засуетился, зажал зубами бутерброд, который держал в руке, и свободной рукой убрал каску. Не зная, куда её девать,
Вдруг двери кабинета открылись, и из них вышел Александр Руцкой. По его лицу видно было, что он расстроен.
«Отказал, наверное, — подумал Михаил Сергеевич о Зюзюкине. — Ну уж мне-то не откажет, я так полагаю».
— Следующий! — в приёмную вышла пожилая секретарша с халой на голове.
Егор Гардай вскочил и, наклоня голову вперёд и вбок, как молодой бычок, приготовившийся бодаться, стремительно прошёл в дверь.
«Наверное несёт Зюзюкину свой очередной проект, как накормить народ», — подумал о нём Гробачёв.
И оказался прав.
— Кем вы у нас были до перестройки-то, Егор Тимурыч? — задал вопрос Геннадий Андреевич Гардайу после приветствия.
— Заместителем редактора газеты «Правда», потом замредактора журнала «Коммунист».
— Насколько я понимаю, вы тоже пришли с просьбой вернуть вам эти должности?
— Отнюдь, — сказал Егор Тимурович.
— С какой же просьбой вы тогда ко мне пришли? — удивился Зюзюкин.
— Геннадий Андреевич, я пришёл не с просьбой, я пришёл с предложениями. Мной разработана глобальная программа реформирования всей нашей экономики, — Гардай достал из портфеля три объёмистые папки со своим проектом и протянул Зюзюкину.
Геннадий Андреевич со страхом взял тяжёлые, каждая весом по килограмму, папки и положил рядом с собой.
«Уничтожить, немедленно уничтожить, — пронеслось в его голове. — Пока их никто не прочитал…»
Он слишком хорошо помнил реформы девяносто второго года. Реформы, которые за одну ночь сделали всех простых граждан нашей страны нищими. Если выразиться образно, то Егор Гардай превзошёл Ивана Сусанина — завёл целый народ в пропасть, а сам остался не только живым, но обеспеченным и сытым.
— Изложите, пожалуйста, вкратце суть ваших предложений, — устало попросил Гардая Зюзюкин.
— С удовольствием, — сказал Егор Тимурович. — Первая моя идея (папка № 1) заключается в том, чтобы предприятия, находящиеся в данный момент в частных руках, передать народу. Это так называемая национализация. Вторая моя идея (папка № 2) заключается в том, чтобы полностью прекратить импортирование как промышленных, так и продуктовых товаров. Третья моя идея (папка № 3) заключается в планомерном развитии нашего хозяйства.
Зюзюкин перевёл дух: это же и его идеи. Зря он так испугался.
— Что мы имеем на сегодняшний день? — увлечённо продолжал Егор Тимурович. — Предприятия, находящиеся в частных руках, простаивают по причине незаинтересованности в их работе хозяев этих предприятий. В большинстве случаев хозяева прикрываются ими в целях отмывания так называемых «грязных» денег. Магазины… простите, лавки переполнены импортной продукцией. Спрашивается, что делает наша промышленность, наше сельское хозяйство? Ответ напрашивается сам собой: ни-че-го. Они не делают ничего, чтобы накормить наш народ и обеспечить его необходимыми товарами в силу невыгодности своей деятельности, так как импортировать готовую продукцию стало выгоднее. Принимая во внимание всё вышеперечисленное, внедрение моих идей даст доселе невиданный результат: предприятия, будучи в руках рабочих, крайне заинтересованных в производстве, заработают на полную мощность. Отечественная промышленность и сельское хозяйство, не имея конкуренции в лице зарубежных поставщиков, станут развиваться немыслимыми темпами. В результате мы получим: укомплектовку предприятий рабочими местами, то есть ликвидацию безработицы, и — второй фактор — резкий скачок нашей, отечественной промышленности и сельского хозяйства.
Егор Тимурович, ужасно возбудился от своих идей. Он еще больше вспотел, покраснел и брызгал слюной. В уголках его рта появились пузырьки пены.
— Тут же подключается третья моя идея, третий фактор — плановость развития. То есть вместо дикого рынка, что мы имеем на сегодняшний день, я предлагаю ввести планирование продукции. Для начала план можно наметить лет этак… на пять. Я назвал их пятилетками…
— Егор Тимурыч, — перебил Гардая Зюзюкин, утирая платком забрызганную плешь, — мы рассмотрим и обсудим на ЦК все ваши идеи. У меня к вам будет встречное предложение. — Геннадий Андреевич испытующе посмотрел на экс-премьера и выдержал паузу, заинтересовывая собеседника. Егор Тимурович заинтересовался. — Мы решили возродить комсомольское движение. Вы же видите, нашей молодёжи нечем заняться, некуда себя девать. Им нужен вожак. Есть мнение, что таким вожаком можете стать вы. У вас есть молодой задор, необходимый движению, и кипучая энергия. Вы умеете увлекать. Мы вас поставим во главе комсомольской организации. Скажу вам честно: у нас проблема с молодыми кадрами. Увы, наша партия стареет. Средний возраст наших членов — 55 лет. Это возраст пенсионеров. Даже если учесть, что сейчас к нам хлынул целый поток желающих вступить в партию. Но молодёжи среди них пока мало. А вы, может быть, наберёте себе команду молодых толковых ребят… Нам нужна достойная смена.
— Простите, вы сказали, во главе комсомольской организации? — разочарованно спросил Гардай. — А поставить меня во главе правительства… ни у кого не сложилось такого мнения?
Геннадий Андреевич на секунду вообразил Гардая во главе коммунистического правительства, и холодок испуга снова пробежал по его спине.
— Н-не сложилось, — выдавил он из себя. — А вот насчёт моего предложения вы подумайте, Егор Тимурыч.
— Хорошо, Геннадий Андреевич, я подумаю.
— Папки с вашим проектом я завтра же представлю ЦК, — пообещал Зюзюкин.
Он взял три килограммовые папки и положил их в самый нижний ящик своего стола.
У этого ящика не было дна — он прямиком сообщался с мусоропроводом.
На безрыбье и рак рыба
Приёмный день Зюзюкина подходил к концу, и Геннадий Андреевич позволил себе маленький перекур. Вообще-то он не курил — здоровье не позволяло, просто ему потребовалось справить маленькие естественные потребности. Перед входом в маленькую комнатку за своим кабинетом, Геннадий Андреевич забеспокоился: последнее время у него обострился простатит и справление малых нужд превратилось для него в настоящую муку. Предвыборная кампания, выборы, теперь эта, уже послевыборная суматоха — совершенно некогда заняться здоровьем.
Геннадий Андреевич морщился от боли. Для мужчин его возраста болезнь достаточно распространенная. К тому же — для коммуниста. Постоянные разъезды, командировки, плотный график работы, невозможность быть с женой. Это «демократы» всякие с прокурорами могли позволять себе всё, что угодно. Даже вопрос о многожёнстве на Думе поднимали! А он должен блюсти моральный облик коммуниста. Результат — нерегулярность сексуальной жизни. Ничего, кремлёвские врачи поставят его на ноги.
Да, он, Генка Зюзюкин, из ничем не примечательного села со смешным русским названием Мымрино воцарился в Кремле. Его судьба вела его. Она вытащила его из проруби, куда он, ещё школьником, провалился, а во время службы в армии чудом спасла от отравления синильной кислотой, когда у него оказался неисправным противогаз, — чтобы сделать его спасителем великой России.