Вотрен
Шрифт:
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Вотрен один.
Вотрен. Чтобы держать их в руках, достаточно их уверить, что они люди честные и с будущим. А будущего у них как раз и нет. Что с ними станется? Ну, да ладно — если бы полководец стал всерьез думать о судьбе своих солдат, он не решился бы сделать ни одного выстрела из пушки. Двенадцать лет невидимой, подземной работы, и вот я накануне того, когда Рауль благодаря мне достигнет высшего положения в обществе; это положение необходимо закрепить. Ляфурай и Философ будут мне полезны в той стране, где я создам ему семью. Ах, любовь эта разрушила все мои планы. Я хотел, чтобы он прославился своими деяниями, чтобы он покорил за меня и под моим руководством свет, куда мне самому закрыт доступ. Рауль не только детище моего ума и моей ненависти; он — моя месть. Эти шалопаи не в состоянии понять таких чувств. Счастливцы! Они ведь не сверзлись с высоты вниз, они раз и навсегда сроднились с преступлением; я же пытался подняться из бездны, но если человек еще может подняться в глазах бога, то в глазах общества — никогда. От нас требуют раскаяния, а в прощении отказывают. Люди обычно руководствуются инстинктом хищников — раненый зверь уползает в свою берлогу и уже не выходит из нее. И люди правы. Впрочем, требовать покровительства общества, после того как ты попрал все его законы, это все равно, что стремиться под кров того дома, который ты сам же расшатал и который вот-вот рухнет тебе на голову.
Как я берег, как оттачивал великолепное орудие, при помощи которого смогу утвердить свое господство! Рауль от природы отважен и безрассуден, он позволил бы убить себя как последний дурак. Пришлось сделать его холодным, рассудочным, отнять у него одну за другою прекрасные иллюзии, облечь его в доспехи опытности, сделать его недоверчивым и хитрым, как... старый ростовщик, и в то же время скрывать от него, кто я такой. И вот теперь любовь разрушает все это гигантское сооружение. Я прочил его в великие люди, а будет он всего-навсего счастливым человеком. Я же удалюсь доживать век где-нибудь в сторонке, под лучами его благоденствия. Его счастье будет делом моих рук. Но вот уже два дня, как меня сверлит мысль: не лучше ли будет, если принцесса Архосская внезапно умрет от... ну, от горячки, что ли? Просто непостижимо, чего только не может разрушить женщина!
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Вотрен и Ляфурай.
Вотрен. Что тебе? Минуты покоя от вас нет. Ведь я не звал.
Ляфурай. Коготки правосудия собираются пощекотать нам макушки.
Вотрен. Опять какую-нибудь глупость выкинули?
Ляфурай. Да вот девчонка впустила какого-то прилично одетого господина, он желает вас видеть. Бютэ насвистывает песенку: «Нет приятней уголка, чем у родного камелька». Значит, идет шпик.
Вотрен. Только-то всего! Я знаю, в чем дело. Пусть подождет. Все по местам! Теперь — никаких Вотренов, я преображаюсь в барона де Вье-Шен. А ти ковори с немецкий виговор! Окрути его; наконец-то начинается большая игра! (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Ляфурай и Сен-Шарль.
Ляфурай. Каспадин те Фрейсекас нет тома, сутарь, а его убравляющи, парон те Фьей-Шен, занят с архитектор, который буди стройт отин большой творец тля наш каспадин.
Сен-Шарль. Простите, как вы сказали?
Ляфурай. Я сказал парон те Фьей-Шен...
Сен-Шарль. Барон?!
Ляфурай. Та, та!
Сен-Шарль. Он — барон?
Ляфурай. Те Фьей-Шен.
Сен-Шарль. Вы немец?
Ляфурай. О нет, нет. Я — эльзасец, а это большой разница. Немцы из Германии коворят «шулик», а эльзасцы коворят «шульик».
Сен-Шарль (в сторону). Слишком уж у него немецкий акцент; сразу видно, что парижанин.
Ляфурай (в сторону). Я его узнал! О-о!
Сен-Шарль. Если барон де Вье-Шен занят, я подожду.
Ляфурай (в сторону). Ах, голубчик Блонде! Внешность-то ты изменил, да голос остался прежним. Счастлив твой бог, если тебе удастся выскользнуть из наших лап. (Вслух.)Как же мне толожить каспадину убравляющему, чтобы он прервал свой занятия? (Направляется к двери.)
Сен-Шарль. Погодите, дорогой мой, вы говорите по-немецки, а я — по-французски, этак может выйти недоразумение. (Сует ему в руку кошелек.)Вот так-то будет понятнее.
Ляфурай. Конечно, мой каспадин.
Сен-Шарль. Это только задаток.
Ляфурай (в сторону). В счет украденных у меня восьмидесяти тысяч. (Вслух.)Значит, вы хотите, чтоб я шпионил за свой хозяин?
Сен-Шарль. Нет, уважаемый, мне нужны только кое-какие сведения. И говорите, не стесняясь, — вы ничем не рискуете.
Ляфурай. Это я и назифаю шпионить, как полагается топропоряточному немцу.
Сен-Шарль. Да нет же! Это значит...
Ляфурай. Шпионить. А как мне толожить о фас парону?
Сен-Шарль. Кавалер де Сен-Шарль.
Ляфурай. Понимаю. Сейчас его к фам приведу. Но ему тенек не тавайте: он еще более честный, чем все мы прочие. (Толкает его локтем в бок.)
Сен-Шарль. Другими словами, он стоит дороже.
Ляфурай. Вот именно, мой каспадин. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Сен-Шарль один.
Сен-Шарль. Хорошенькое начало! Десять червонцев выброшено зря. Шпионить! Сразу же называет вещи своими именами! Это слишком глупо, чтобы не быть в высшей степени хитроумным. Если этот мнимый управляющий — ибо он, конечно, мнимый, — если барон такой же барон, как и его лакей — немец, то все свои выводы мне придется основывать лишь на том, что от меня попытаются скрыть. Гостиная недурна. Ни портрета короля, ни какого-либо сувенирчика об императоре... Словом, здесь свои убеждения не вывешивают на стенку. Может быть, мебель что-нибудь скажет? Нет. Она слишком нова, вероятно, даже еще и не оплачена. Но привратник при моем появлении стал насвистывать какую-то песенку, и это, по-видимому, — условный знак; если бы не этот свист, я, пожалуй, начал бы верить в существование настоящих Фрескасов.
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
Сен-Шарль, Вотрен и Ляфурай.
Ляфурай. Фот мой каспадин, парон те Фьей-Шен.
Вотрен (на нем светло-каштановый фрак старомодного покроя с крупными металлическими пуговицами, черные шелковые короткие штаны, черные шелковые чулки, туфли с золотыми пряжками, жилет в цветочках, с квадратным вырезом, две часовых цепочки, галстук времен Революции, седой парик. Лицо старческое, тонкое, потрепанное, развратное, голос надтреснутый. Говорит вкрадчиво. К Ляфураю). Хорошо, оставьте нас.