Вояж вокруг моей комнаты. Повесть

Местр Ксавье де

И, возможно, это именно к решению такого плана следует обратиться, чтобы объяснить почему и как мое путешествие длилось точно 42 дня.

Глава IV

Моя комната расположена на 45 градусе широты, определенной по папаши Беккариа, не того который написал знаменитое "Преступление и наказание", а того неистового почитателя нового экспериментального знания, который был в 1748 назначен сардинским королем научным советником, с восхода до захода; она формирует прямоугольник 36 шагов по периметру,

если идти плотно к стене.

Мое путешествие однако частенько длиннее, потому что я пересекаю комнату часто в длину и ширину или же по диагонали, не следуя никакому правилу ни методу. Я часто делаю даже зигзаги, и я прохожу всеми возможными геометрическими линиями, если этого требует необходимость.

Я не люблю людей, которые такие сильные хозяева своих шагов и своих идей, что намечают: "Сегодня я сделаю три визита, я напишу четыре письма, я закончу эту работу, которую начал," -- и самое главное строго придерживаются намеченного.

Моя душа же открыта ко всем сортам идей, вкусов и сентиментов; она вбирает так жадно все, что ей представляется.

И почему ей отказываться от радостей, которые разбросаны на трудной дороге жизни? Они так редки, так редко посеяны, что нужно быть безумцем, чтобы их не остановить, свернуть даже со своей дороги, чтобы подобрать те их них, которые находятся в зоне нашей досягаемости.

По мне так нет ничего более привлекательного, чем преследовать идеи, как охотник преследует дичь, не помечая дороги.

Итак, когда я вояжирую по моей комнате, я редко хожу по прямой линии: я хожу от стола к картине, которая помещена в одном углу; оттуда я отправляюсь по косой, чтобы достичь дверей; но хотя при моем отправлении мое намерение было четким, если мне попадается в пути кресло, я не упрямлюсь, а не задумываясь тут же плюхаюсь туда.

Что за чудесная мебель: кресло; это особенно необходимая полезность для всякого человека, склонного к размышлениям. Долгими зимними вечерами, приятно и всегда безопасно растянуться в нем вдали от шума многолюдных сборищ.

Огонек, книги, перо; какие вам еще требуются ресурсы против скуки! И какое удовольствие забыть эти книги и эти перья, чтобы пошевелить огонь в камине, пустившись по волну каких-нибудь приятных воспоминаний о просто прохожей или размышлений о новейших открытиях немецкого профессора Канта в области метафизики, или порифмовать немного для забавы друзей!

Часы при этом медленно скользят вместе с вами и упадают в вечность, а вы и не чувствует их печального хода.

Глава V

Рядом с моим креслом, двигаясь на север, можно обнаружить мою постель, которая размещена в глубине моей комнаты и формирует наиприятнейшую перспективу. Она размещена очень удачным макаром: первые лучи солнца играют на ее занавесках.

Я вижу в прекрасные летние дни, как они движутся вдоль белой стены

по мере подъема солнца: вязы, которые растут как раз напротив моего окна, заставляют их играть разными пятнами на моей постели; розовый и белый цвета расходятся во все стороны при отражении замечательными оттенками.

Я слышу разнообразное чириканье жаворонков, которое заполняет весь дом, и других птиц, живущих в вязах: тогда тысячи улыбчивых идей заполняют мою душу, и никто во всей вселенной не имеет столь приятного и мирного пробуждения.

Сознаюсь, что я люблю эти сладкие моменты и что всегда продлеваю, насколько это возможно удовольствие, размышляя нежиться в теплой постели и нежась размышлять о чем-нибудь таком возвышенном и метафизическом.

Есть ли такой театр, который бы говорил больше воображению, который пробуждал бы более приятные идеи, чем мебель, среди которой я порой забываю о себе?

Стыдливый читатель, не пугайтесь -- но могу ли я не говорить о счастье влюбленного, который впервые сжимает свою любовницу, или там добродетельную супругу? Вот такое вот удовольствие, которого судьба сулила мне никогда не иметь.

Не в постели ли любая мать, опьяненная радостью рождения сына, забывает свои горести? И это здесь фантастические удовольствия, плоды воображения и надежд без конца нас тревожат.

Наконец, именно в этих удобных мебелях, где мы проводим половину своей жизни, мы забываем, об огорчениях ее другой половины. Но какая толпа мыслей приятных и печальных толпится одновременно в моем мозгу? Странное смешение ситуаций ужасных и деликатных!

Постель видит нас рождающимися и умирающими; это театр абсурда с непредсказуемым репертуаром, где род людской шаг за шагом играет интересные драмы, или достойные улыбки фарсы, а то и ужасные трагедии. Это колыбель, оправленная цветами, это трон Амура, и это погребальница.

Глава VI

Эта глава не только для метафизиков. Она должна осветить до самого дна натуру человека: я изобрел призму, с помощью которой можно анализировать и расщеплять человеческие способности, отделяя животную силу от чистого света ума.

Для меня было бы невозможно объяснить, как и почему я обжег свои пальцы с первых шагов своего путешествия, не объяснив в деталях читателю мою систему души и животного.

Это метафизическое открытие влияет между прочим настолько на мои идеи и мои действия, что было бы очень трудно понять эту книгу, если бы я не дал ключа для нее с самого начала.

Я заметил разными наблюдениями, что человек составлен из души и животного.

Эти два существа абсолютно различны, но настолько вставлены одно в другое, или одно надставлено над другим, что нужно определенное усилие над животным, чтобы быть в состоянии сделать различие