Война 2020: Керченский узел
Шрифт:
– Пить будешь? – спросил Фюрер, он же Витька Сидоров. На столе появилась початая бутылка водки и еще один стакан.
– Нет Витек, не буду. Проблемы у меня. Поможешь?
– Где Бородач не знаю и искать его не хочу, - огорошил меня Сидоров.
– Мне Бородач по барабану. У меня Алие пропала. Надо найти.
– Как пропала?
– Мы в клубешнике были. «Кокос», знаешь такой? Лия зашла в туалет, а потом пропала. Я пошел её искать, но не нашел, зато на меня напали два бармалея, а потом, вообще, такой замес начался, с автоматами и взрывами. Итог – гора трупов и ни одной зацепки. Надо найти хозяина клуба – некий Батыр, он же Айбат Казоев,
– Ща, дай сообразить, - Сидоров задумался на секунду, потом схватил трубку старинного дискового телефона, выпуска середины двадцатого века и набрав на нем короткий номер в две цифры, дождался пока на другом конце возьмут трубку, зычно крикнул, - Шкет? Бегом ко мне.
– И где ты этого монстра откопал? – кивнул я на телефонный аппарат в карбалитовом корпусе. – Принципиально, что ли рацией или мобилой не пользуешься?
– Конечно, - кивнул головой Фюрер. – Их же прослушать можно, а этого старичка никак, ну если только к проводам не подключиться, но на этот случай у нас есть одна хитрость, но какая, я тебе не скажу, потому что ты из конкурентной фирмы.
– Басота вы районного масштаба, а не фирмА, - пренебрежительно хмыкнул я. – Есть чего пожрать?
– Ща, зробымо.
Сидоров засунул руку под стол, там у него был небольшой «гостиничный» холодильник. Передо мной возник не хитрый натюрморт на тарелке: кусок сала, луковица, горбушка черного хлеба, кольцо кровяной колбасы, четыре варенных яйца и парочка крупных картофелин сваренных в мундире. Фюрер тут же очистил лук от шелухи, порезал сало, хлеб и колбасу. Потом он протер нож тряпкой и положил его на стол. Нож был интересный – копаный окопный клинок вермахта с клеймом Пума, Золинген, рукоять - бакелит. На клинке дополнительно набит номер, что этот номер означает Фюрер не знал, но очень этим фактом гордился, потому что с его слов выходило, что обычно подобные ножи шли без номеров, значит, этот клинок был из особой партии.
Этот нож, да наколки на теле - это все, что осталось у Фюрера от старой жизни. Фюрером, кстати, его называл, только, один человек – я, у остальных он выбил это привычку…вместе с зубами. Раньше, в старой жизни, Виталий Сидоров был ярым ультраправым или попросту неонацистом. А еще он был «копачем» или как их модно называть – «черным археологом», коллекционером и собирателем всего, что связанно с историей Второй мировой войны. Бои в наших местах шли упорные и ожесточенные, за годы войны город несколько раз переходил из рук в руки, так, что военного железа в земле хватало с головой.
С того, что взял на копе Фюрер и жил, откопает котелок, восстановит его, потом продает. Военное железо всегда хорошо шло, энтузиастов, которое за котелок, ложку, жетон или подсумок готовы заплатить, хватает. Ну, а если орден найдешь, медаль или еще что-нибудь ценное, так совсем хорошо, при удачном стечении обстоятельств можно обеспечить себе сытую жизнь на несколько месяцев, а то и лет. Отдельно стоит рынок копанного оружия и боеприпасов, тут выхлоп поинтересней будет, но и риск попасть на нары тоже увеличивается в разы. За спиной у Фюрера было две судимости, обе за хранение огнестрельного оружия и боеприпасов, первая - "условка", вторая - три года лишения свободы, вышел через два. В тюрьме приобрел: специальность сварщика, россыпь портаков на спину и грудь, плохо сросшуюс после перелома ногу, из-за чего хромал и сутулился.
Когда начался второй Майдан в столице Украины, Фюрер, как и многие «нацики» поехал туда для борьбы с «ворюгой Януковичем», бился против «Беркута» на баррикадах, потом когда началась заваруха на Донбассе, вместе со своей сотней отправился воевать против сепаров. Что произошло дальше Сидоров мне не рассказывал, да я и не расспрашивал особо, в чужую душу лезть не надо, придет время сам расскажет, но только Фюрер, расстрелял полвзвода своих бывших сослуживцев и соратников и, перейдя линию фронта, сдался Луганской народной милиции. В плену я его и встретил, вытащил, помог переправиться домой.
Как потом выяснилось, первое, что сделал по возвращению домой Фюрер – это забил наглухо все свои нацистские татуировки, теперь на его коже нельзя было разглядеть отдельных картинок, только темно-синяя шкура, как вторая рубаха, которую нельзя снять, так все время и придется носить до самой смерти. Во-вторых, Сидоров избавился от всей своей коллекции: что-то продал, что-то утопил в море, вроде как, потом, он вырученные деньги отнес в церковь и хотел постричься в монахи, но батюшка его отговорил. Чем дальше занимался Сидоров, я не знал, но судя по всему, прижился он при церкви, где вел военно-патриотический кружок.
Второй раз мы с ним встретились, когда я уже служил в первом ЧОПе, причем можно сказать, что спас ему жизнь, мы как раз проезжали мимо церкви, когда я заметил, что в соседнем дворе какие-то мутные личности лупят палками валявшегося на земле беднягу, не знаю почему, но в другой раз проехали бы мимо, тогда подобной картиной никого особо не удивишь, но что-то меня дернуло, и дав поверх голов короткую очередь, вытащили того бедолагу из своры, а потом еще и в больничку отвезли, где надавив на айболитов заставили их собирать пациента по частям. Фюрер и был тем самым бедолагой, он тогда поплатился за то, что встал на защиту храма, который хотели разграбить. Видимо, та драка не прошла для Сидорова даром, потому что у него мозги в очередной раз сдвинулись и при первой же возможности он сбежал из больницы, толком не долечившись. На свободе Фюрер быстро организовал свою банду из таких же как он бродяг и отщепенцев, взяв под контроль один из самых опасных районов города.
Соорудил себе бутерброд из хлеба, сала и лука. Умял в три укуса. Немного подумав, плеснул водки грамм тридцать в стакан, соорудил еще один бутерброд с колбасой и очистил картошку, махнул водку и зажевал вторым бутербродом. Эта простая пища шла намного привычней и вкуснее, чем ролы под текилу пару часов назад.
Сидоров включил проигрыватель в ноуте и из колонок полилась никогда ранее не слышанная мной песня:
Лютая погодка, воля задарма,
Вырвана решётка, взорвана тюрьма!
Гулевань без меры, бей из «винтаря»
Во христову веру, в батюшку-царя!
Красная поддевка, верная гармонь,
Шашка, да винтовка, да братишка-конь!...
Белая фланелевка, «слушаюсь, вашбродь»!
Да в такого дьявола, в белу вашу кость!
Как меня там ставили «ванькой» на часах…
Ваше время – кончилось! И пришел – ваш страх!!!