Война Чарли Уилсона
Шрифт:
Он напомнил Уилсону, что диктатор предоставил ЦРУ свободу действий в своей стране в 1954 году, когда было принято решение о свержении гватемальского правительства, а также играл важную роль в поддержке американской операции в заливе Свиней. По словам Мэрфи, единственное преступление Сомосы заключалось в неизменной поддержке США, а теперь Джимми Картер решил уничтожить его, так как паникеры из госдепартамента заявили, что он нарушает права человека. Для пущего драматизма Мэрфи подчеркнул, что в этот самый момент партизаны-сандинисты при поддержке Кубы и вооруженные советским оружием штурмуют никарагуанские города. Если Уилсон не воспользуется своим влиянием в Комиссии по ассигнованиям для защиты диктатора, Картер прекратит всякую военную и экономическую помощь
Рвение, с которым Уилсон взялся за это дело, застигло врасплох чиновников из Белого дома и госдепартамента. К тому времени когда он вмешался в ход событий, спасение Сомосы казалось почти безнадежным делом. Соответствующий подкомитет уже направил в Конгресс законопроект о прекращении финансирования для Сомосы. Неписаное правило Комиссии по ассигнованиям заключалось в том, что ее члены не оспаривали решения подкомитетов, уже направленные в палату представителей. Но Уилсон с поразительной смелостью вынес никарагуанскую проблему на обсуждение и пригрозил «зарубить» весь президентский билль о зарубежной помощи, если финансирование режима Сомосы не будет восстановлено. Он сообщил коллегам, что Сомоса проделал «огромный объем грязной работы для США и практически возглавлял местное управление американской разведки». Такая позиция едва ли могла рассчитывать на популярность. Известный обозреватель Джон Андерсон недавно назвал Сомосу самым жадным диктатором в мире, но что Уилсон ответил: «Никто не чист, никто не безгрешен». Волшебным образом ему удалось одержать победу в первом раунде. К всеобщему возмущению либералов, средств массовой информации и администрации президента, весь пакет помощи Сомосе в размере 3,1 миллиона долларов был восстановлен. Торжествующий Мэрфи настоял на том, чтобы Уилсон отправился вместе с ним в Манагуа во время парламентских каникул после Дня Независимости.
Одной из самых привлекательных черт Уилсона была его способность понимать, как нелепо он смотрится в глазах людей, наблюдающих за его выходками. Много лет спустя он с юмором вспоминал роскошный званый ужин, который Сомоса устроил в его честь. «Все относились ко мне с огромным уважением, словно к Симону Боливару, — вспоминает Уилсон. — Сомоса провозгласил длинный тост в мою честь и назвал меня единственным защитником свободы в западном полушарии. Все олигархи Манагуа стояли и аплодировали. Должен признать, это было головокружительное впечатление».
После ужина Сомоса пригласил Уилсона в свой личный подземный бункер. «Обстановка напоминала логово Гитлера», — говорит конгрессмен. Сомоса провел свои последние дни в Никарагуа в этом бункере, отдавая тщетные приказы о бомбежке городов своей страны, пока сандинисты все ближе подступали к нему. Но в тот вечер Сомоса, воодушевленный победой в Конгрессе, был переполнен энтузиазмом.
Диктатор сидел перед огромным флагом Вест-Пойнта. «Я хочу, чтобы вы знали, что поддержка Сомосы — это не улица с односторонним движением», — заявил он и с ухмылкой достал из ящика письменного стола толстую пачку долларов. Потом он что-то промямлил о пожертвованиях в фонд предвыборной кампании конгрессмена.
«Я чуть не обосрался, — вспоминает Уилсон. — Я сказал: “Пожалуй, не сейчас. Пока что мне не нужны деньги, но, может быть, в будущем…”». Конгрессмен утверждает, что он не собирался брать деньги, но и не мог заставить себя полностью отказаться от предложения. «Искушение было велико, — признает он, так как Сомоса упоминал о сумме в 50 000 долларов. — В те дни это была бы приятная мелочь, но я не взял его проклятые деньги».
По словам Уилсона, его отказ привел к неловкой ситуации. Несмотря на это, диктатор смог завоевать его расположение. Уилсону понравился флаг Вест-Пойнта в бункере, небрежный американский сленг Сомосы, его бравада и дружеские отношения с генералом Александром Хейгом. Кроме того, их сближали теплые чувства к Израилю. Израильские друзья Уилсона с почтением отзывались об отце Сомосы, который открыл Никарагуа для еврейских беженцев из Европы перед началом Второй мировой войны и голосовал
Большинство демократических коллег Уилсона, почти вся американская пресса и впоследствии большинство никарагуанцев считали Сомосу коррумпированным диктатором, виновным в безжалостном применении силы против собственного народа. Но Уилсон смотрел на него через собственные линзы и видел в нем покинутого и преданного союзника США, который оказался в окружении левых боевиков, поддерживаемых Советским Союзом. Ради спасения Сомосы он развязал арьергардные бои в Комиссии по ассигнованиям и даже угрожал торпедировать мирный договор по Панамскому каналу, имевший высший приоритет для президентской администрации. Но расклад сил в Америке не благоприятствовал оголтелому и неразборчивому антикоммунизму, и Уилсону начало казаться, что он исчерпал свои возможности. Такое впечатление сохранялось у него до личной встречи с бывшим оперативником ЦРУ Эдом Уилсоном.
Встреча конгрессмена с этим изгнанником произошла почти случайно, благодаря одной из деликатных проблем, регулярно осаждавших Чарли Уилсона. Он безнадежно воспылал страстью к своей личной секретарше Тине Саймоне. Как и многие другие женщины, состоявшие в его штате, Тина была соблазнительной, жизнерадостной и доступной, но Уилсон завел для себя строгое правило не крутить романы с женщинами из собственного делового окружения. Охваченный любовным томлением, конгрессмен нашел для себя единственный выход: он попросил общего знакомого найти для нее хорошую работу. Так и случилось, что она стала руководительницей конторы, декоратором и секретарем по протокольным вопросам у Эда Уилсона.
Человеческая память недолговечна, и имя Эда Уилсона уже не вызывает живого отклика, но в свое время он был воплощением новых дурных веяний в американской тайной политике. Подобно Курцу из «Сердца тьмы», этот бывший агент ЦРУ взялся служить интересам темных сил. Когда конгрессмен познакомился с Эдом Уилсоном, в «Вашингтон пост» появилась статья, где его обвиняли в работе на Муаммара Каддафи. Но официальных обвинений так и не было выдвинуто, и ренегату удалось убедить многих влиятельных вашингтонских деятелей, что он выполнял некую секретную государственную миссию под глубоким прикрытием.
Впоследствии бывшего оперативника ЦРУ обвиняли в продаже высокотехнологичной взрывчатки режиму Каддафи и в формировании ударных групп для ликвидации политических противников ливийского лидера, но, когда Чарли Уилсон познакомился с ним, Эд Уилсон представился как мультимиллионер, владелец большого лошадиного ранчо в Виргинии и роскошного дома в столице, где он время от времени проводил совещания с бывшими и действующими сотрудниками ЦРУ и другими таинственными личностями.
Чарли раньше никогда не встречался с настоящим оперативником ЦРУ, и Эд Уилсон вполне соответствовал его ожиданиям. «Он был выше меня, весил около 250 фунтов и выглядел очень зловеще, но у него оказалось хорошее чувство юмора, и с ним приятно было пропустить по стаканчику».
Конгрессмен стал назначать свидания со своей бывшей секретаршей в этом экзотическом городском доме. Здесь, во время щедрых возлияний, Эд Уилсон знакомил Чарли с настоящими методами работы и устройством дел в ЦРУ. «Эд убедил меня, что он лично убил Че Гевару, — сказал Уилсон, — и я подумал: черт побери, если он добрался до Че, то тем более сможет прикончить этого маленького подонка Ортегу (лидера партизан-сандинистов)». Общение с ренегатом из ЦРУ словно зажгло лампочку в голове Чарли Уилсона: если Джимми Картер не собирается спасать репутацию Соединенных Штатов, то они с Эдом Уилсоном просто должны прийти на помощь «Тахо» Сомосе.