Война Чарли Уилсона
Шрифт:
Для израильтян, опиравшихся на свои военно-воздушные силы как на первую линию обороны, новый истребитель имел первостепенное значение в деле национальной безопасности. Его разработка должна была обойтись в полмиллиарда долларов, но в соответствии с указаниями федерального правительства американская финансовая помощь на военные расходы могла использоваться только для приобретения оружия, изготовленного в США. Арене и Рафиах надеялись, что Чарли найдет способ отменить это правило.
Уилсону выпала почетная роль. В Конгрессе было полно ревностных защитников Израиля, но это задание ставило его во главу угла. Он намеревался вернуться в Тель-Авив в октябре для окончательного
ГЛАВА 6.
ПРОКЛЯТИЕ ЭЛИКИППЫ
Для Гаста Авракотоса не имело абсолютно никакого смысла нарушать все правила дисциплины и во второй раз предлагать Уильяму Грейверу трахнуть себя в задницу, когда дверь кабинета главы Европейского отдела была распахнута настежь. Клэр Джордж, влиятельнейший заместитель директора оперативного управления, не мог поверить собственным ушам. «Ты спятил?» —только и спросил он.
Авракотос внезапно стал неприкасаемым. Оперативное управление ЦРУ было устроено по образцу мафиозного клана, где человек поднимался или падал вниз вместе со своими друзьями. Поскольку Клэр Джордж был вторым человеком в управлении, казалось, что для Авракотоса наступил его звездный час. «Я заботился о Джордже в Греции, и он многим был мне обязан. Теперь я рассчитывал, что он поможет мне подняться наверх». Вместо этого Авракотос не только приобрел опасного врага в лице Уильяма Грейвера, но и совершенно испортил отношения с честолюбивым Джорджем, который не мог допустить, чтобы грубые манеры его старого приятеля помешали его карьерному росту. Джордж не просто убрал имя Гаста из хельсинкского списка назначений; по словам Авракотоса, он разослал телеграммы руководителям всех отделов, где предупреждал их о нежелательности контактов с его бывшим другом.
Две словесные атаки Гаста на Грейвера выглядели бессмысленно, но сам он впоследствии заметил: «Если вы ищете логику, то не найдете ее во мне, на Ближнем Востоке и в арабском мире, потому что мы устроены по-другому». Спустя много лет поразительно слышать гордость, звучащую в голосе Авракотоса, когда он объясняет, почему осадил Грейвера.
«Мы, греки, считаем себя богоизбранным народом. Даже в церкви, где греко-американские священники четвертого поколения беседуют с греко-американскими детьми третьего поколения, они все равно учат, что мы были избраны Богом. А мама заставила меня поверить, что я — избранный из избранных. Представьте себя на моем месте: разве вы не придерживались бы высокого мнения о себе? Но вот вы оказываетесь среди блестящих шалопаев из «Лиги Плюща», которые могут унизить вас выбором суповой ложки за столом. Остается лишь сказать себе: «Помни, Гаст, ты избранный среди избранных. Ты супермен». Это дает силу, чтобы идти по жизни: ты чувствуешь себя неуязвимым. Ты говоришь глупости и совершаешь ошибки, но делаешь то, что в глубине души считаешь правильным. Ты помнишь, что избран среди избранных. Бог позаботится о тебе. Бог на твоей стороне. Это похоже на убежденность моджахедов, когда они идут в бой: ты просто не можешь проиграть. Если ты разобьешь противника, то станешь победителем. Если ты погибнешь, то попадешь в рай. Это беспроигрышная игра».
Но в сентябре 1981 года Авракотосу было очень одиноко. Он нуждался в помощи, а горькие воспоминания о разговоре с Уильямом Грейвером по-прежнему не давали ему покоя. Тогда он совершил паломничество в свой родной
Гаст был не просто сыном ее дорогой, ныне покойной подруги Зафиры. Он был гордостью Эликиппы, молодым воином ЦРУ, спасшим Грецию от коммунистов. Если Гаст попал в беду, она была готова пустить в ход все свои темные чары.
— Как он выглядит? — спросила Нитса.
Гаст смог достать фотографию Грейвера через одного из своих знакомых в бюро пропусков ЦРУ. «Это было единственное место, где я мог достать его фотографию, — объяснил он впоследствии. — Я сказал, что хочу прикрепить ее к своей мишени для игры в дартс, и они были рады помочь мне».
На лице Нитсы, рассматривавшей фотографию, появилось озадаченное выражение. По словам Авракотоса, она вела свою родословную от древнегреческого женского ордена, члены которого служили посредницами между повелителями Нижнего мира и олимпийскими богами. Возможно, поэтому в тот день она с особой тщательностью отнеслась к исполнению своей роли.
— Он не похож на злого человека, — обратилась она к Гасту, изучив лицо Грейвера. — Расскажи мне, что он сделал.
— Он разрушает мою карьеру, и теперь лизоблюды из Агентства готовы порвать меня на куски.
По словам Гаста, «она это поняла, потому что такие же сволочи когда-то расправились с ее мужем».
Нитса по-новому взглянула на фотографию и серьезно кивнула.
— Ты прав, он нехороший человек, — сказала она.
Нитса объяснила, что сначала нужно нанести удар в такое место, где у Грейвера уже есть слабости. Авракотос дал ей полное описание своего недруга и определил его слабые физические места, начиная с коленей.
— Когда он ходит, то похож на ожившее пугало, — пояснил он. — И у него слабая спина.
— Он любит женщин? — спросила Нитса и объяснила, что следующим шагом будет лишение Грейвера тех удовольствий, которые ему нравятся больше всего.
«Полагаю, она могла сделать его импотентом», — сказал он впоследствии будничным тоном, как будто не сомневался в этом.
Нитса постоянно напоминала, что Гаст должен понимать, к каким последствиям может привести действие темных сил, которые он просит выпустить на волю.
— И еще, Гаст: ты должен хотеть этого, — предупредила она. — Ты должен хотеть, чтобы с ним произошло что-то плохое.
— Я так хочу этого, что можно потрогать руками.
— Тогда это случится. Какая у него любимая еда?
— Он любит картофельный салат и немецкие блюда, — ответил Авракотос и добавил что Грейвер много лет прослужил в Германии.
«Нацисты убили родителей Нитсы и нескольких ее родственников, — говорит он. — Когда я сказал, что он похож на долбаного нациста, у нее загорелись глаза».
Понадобилось около двадцати минут, чтобы завершить проклятие. По словам Авракотоса, ее греческие песнопения были взяты из редко используемых церковных гимнов, написанных монахами более тысячи лет назад. «В греческой церкви некоторые из этих монахов считались падшими ангелами наподобие Дарта Вейдера», — поясняет он.