Война чувств
Шрифт:
Возиться не хотелось. И вообще — ничего не хотелось. Какая-то непривычная пустота в душе — ни тревоги, ни сожалений, ни даже ревности. Предательство человека, в которого он верил, который был стержнем его бытия, более того — смыслом жизни и работы, настолько ошеломило, что ничего не хотелось.
Епифанов пошел на кухню, включил телевизор, достал из холодильника остатки курицы Панченко, понятное дело, холодной, отломил кусок и стал есть, слушая сообщения о криминальных новостях в столице. Новости были обыкновенные — кого-то убили в подъезде собственного дома, кого-то задержали… он не любил такие передачи, надоела эта беспрестанная чернуха, но сейчас смотрел на экран и жевал курицу. Она и холодная была вкусной, да что из этого? Все деликатесы мира, вместе взятые, не могли вывести его из состояния ступора.
В ванной хлопнула дверь, на кухню вошла Лера в длинном халате поверх спортивного костюма.
— Жора, ты почему ешь курицу? Я же приготовила мясо по-испански… Извини, пока готовила, извазюкалась вся. Мясо надо салом шпиговать, брызги, решила помыться перед твоим приходом.
Перед его приходом… Врет. Откуда она знала, что он приедет сегодня раньше?
— Помылась?
— Да. Ой, слушай, а что это передают? Кого-то убили? Кажется, этот человек был знакомым Людкиного мужа.
Лера взяла пульт, увеличила громкость.
— Выключи, — поморщился Епифанов.
— Нет, это жутко интересно. Неужели тот самый, про которого Людка говорила? Я хочу послушать. А ты курицу…
— Надо же доесть ее, черт побери! — заорал Епифанов. — Сделай потише, устроила тут какофонию!
— Ничего я не устроила. А ты почему такой злой? Неприятности с твоими магазинами, да?
Вот дура, а! Да нет, не дура, прикидывается. Неприятности есть, от злобного Канарца можно чего угодно ожидать, но дело не в этом, не в этом, мать твою!..
Показалось — в прихожей хлопнула дверь… Да нет, показалось, это, наверное, из телевизора послышалось. Лера уменьшила громкость, вышла из кухни. Но через минуту вернулась.
— Жора, что с тобой происходит? — спросила она.
— А с тобой?
— Ничего. Я работаю в школе, потом бегу домой, готовлю ужин любимому мужу. Стою у плиты, придумываю всякие экстравагантные блюда, а муж приходит и жрет холодную курятину из холодильника!
«Любимый муж», «стою у плиты», «придумываю…» — какая пошлость! И как у нее язык не отвалится после этих слов?! Не отвалится, вон Макс Бородулин тоже верил своей…
— На сей раз муж вернулся раньше… из командировки, — с намеком сказал Епифанов.
— Что ты имеешь в виду?
— А что бывает в таких случаях, не знаешь, да?
— Ты меня подозреваешь, Жора? Знаешь, мне надоело все это! — Громко хлопнув дверью, Лера ушла из кухни.
Епифанов торопливо вытер руки полотенцем, пошел за ней в спальню.
— Лера, это не шуточки! Я тебя предупреждаю! У нас дочка растет, не стоит ее травмировать. Ты должна все честно рассказать мне, пусть все будет цивилизованно.
— Мне нечего тебе рассказывать!
— Значит, не хочешь?
— Я уже сказала.
— Ну, смотри! Отправишься в свой Оренбург! Я тебе устрою это, можешь не сомневаться! — закричал Епифанов.
— Ты угрожаешь мне?! — возмутилась Лера. — Как ты смеешь говорить в таком тоне? Я… я ни в чем не виновата перед тобой! Не смей так говорить! А то сам поедешь отсюда!
— Ладно, там видно будет, кто куда поедет, — сказал Епифанов и выбежал из спальни.
Лера упала на кровать и заплакала, уткнувшись лицом в покрывало. Конечно, она сама виновата, но разве можно говорить ей такое — отправишься в свой Оренбург? Неужели она заслужила эти слова? Готовила, старалась… А он приехал раньше времени и стал орать… Дурак!
Епифанов вернулся на кухню, растерянно огляделся, будто где-то здесь мог скрываться виновник всех его неприятностей. Никого не было, но кухня все равно казалась чужой, как и вся эта квартира. Неуютная, холодная… Зря он сказал, что отправит ее в Оренбург, это неприлично, нервы, нервы… На пределе. Нужно что-то сделать, но что? Для начала выпить. Вот это дельная мысль, а иначе — как все это вытерпеть?
В баре стояла бутылка «Хеннесси», и в ней еще плескался дорогой коньяк. Епифанов взял ее и пошел в свой кабинет. Там плеснул в фужер граммов сто коньяка, залпом выпил. Легче не стало. Умники говорят, что в стрессовых ситуациях не следует пить: только усугубишь свое состояние. А они хоть раз были в такой вот ситуации, эти долбаные умники? Вот когда побывают, другое запоют! И он по новой наполнил фужер.
Зеленин сидел один в офисе. Всех отпустил домой, даже секретаршу, потому что дело было очень уж личное. Более личного не бывает. И опасное. Если клиенты узнают, что у него увел жену какой-то шакал, это отразится на бизнесе. Как человек может решать чужие сложные проблемы, если свои личные не решил? Все просто и понятно.
Внешне он казался совершенно спокойным, хотя в душе творилось черт знает что. Телефон включил на громкую связь, дабы не хватать каждый раз трубку.
— Але, босс? Игорь. Людмила Сергеевна едет по направлению к дому. Следую за ней. Провожать до упора?
— Да. Позвонишь от моего подъезда.
Сволочь он, этот Епифанов, у него на хате Людка встречалась с каким-то говнюком! Может, сам и ни при чем тут, жена все устроила, сучка, вдвоем обслуживали рыжего ублюдка, но это дела не меняет. Ответишь за свою сучку, мудак! Сбила с панталыку Людку, уговорила участвовать в оргиях, падла! Все ответите за эти дела, все!
— Але, Дима, это Михаил. Мы на Ленинском проспекте, следуем за тачкой, которую взял рыжий. «Шестерка» зеленого цвета. Сидим на хвосте.
— Понял. Номер машины?
— Ща, присмотрюсь… Записывай.
— Я запомню. Нормально. Не торопись, когда «шестерку» тормознут. Проедешь вперед, остановишься. Дальше скажу, что делать.
— Понял.
Зеленин выключил связь, быстро набрал телефонный номер:
— Саша, привет, Зеленин тебя беспокоит.
— Дима? Как живешь?
— Нормально. Саша, по Ленинскому тащится зеленая «шестерка» с пассажиром, нужно тормознуть, выяснить личность пассажира. Запиши номер… Записал? Возможно, пассажир причастен к одному серьезному делу, ты узнай, кто такой, где живет. «Заряди» своих орлов на постах. Думаешь, он опасен?