Война и антивойна

Тоффлер Элвин

И наконец, на тактическом уровне: военные психологи США сбросили 29 миллионов листовок, содержащих тридцать три разных сообщения, над иракскими войсками в Кувейте. Солдатам объясняли, как сдаваться в плен, обещали гуманное обращение, призывали бросать технику и предупреждали о грядущих атаках.

Умные регуляторы точно знают, какие цели они себе ставят: стратегические, оперативные или тактические, и действуют соответственно.

Шесть ключей для выворачивания мозгов

Все эти годы регуляторы в погонах использовали одни и те же шесть инструментов. Это как гаечные ключи, предназначенные для выкручивания мозгов.

Один из

наиболее употребительных — обвинение в зверствах. Когда пятнадцатилетняя кувейтянка свидетельствовала перед Конгрессом, как иракские солдаты в Кувейте убивали недоношенных детей, а инкубаторы забирали в Ирак, у многих это затронуло струну в сердце. Миру не было сказано, что это дочь кувейтского посла в Вашингтоне, член монаршей семьи; не сказано было и то, что ее появление было срежиссировано пиаровской фирмой «Хилл и Ноултон» по поручению кувейтцев.

Конечно, пропаганда не обязана быть ложной. Широковещательные заявления о зверствах иракцев в Кувейте были подтверждены репортерами, прибывшими туда после изгнания иракских войск. Но истории о зверствах, истинных и ложных, — стержень военной пропаганды. Как пишет Тейлор в своей превосходной истории военной пропаганды «Боеприпасы разума», пропагандисты союзников постоянно рисовали «образы раздувшегося прусского «людоеда»… деловито распинающего солдат, насилующего женщин, калечащего младенцев, оскверняющего и грабящего церкви».

Через полстолетия важную роль играли истории о зверствах во вьетнамской войне. Сообщения и подробности о резне в деревушке Май — Лай, устроенной американскими солдатами, возмутили широкие слои американской общественности и разожгли антивоенную лихорадку. Рассказы о зверствах, истинных и ложных, витали в воздухе во время сербо — боснийского конфликта.

Второй общеупотребительный инструмент — гиперболизация, раздувание ставок, стоящих на кону в битве или в войне. Солдатам и гражданским говорят, что под угрозой все, что им дорого. Президент Буш рисовал войну в Заливе как войну за новый и улучшенный мировой порядок. Не просто независимость Кувейта была поставлена на карту, не защита нефтяных полей, не устранение потенциальной ядерной угрозы со стороны Саддама — судьба всей цивилизации, как утверждалось, решалась в этой войне. А Саддам воевал не потому, что не хотел возвращать миллиарды долларов, одолженные у Кувейта в течение ирано — иракской войны. Нет, говорил он, дело идет обо всем будущем «арабской нации».

Третий гаечный ключ в сумке военного регулятора — демонизация и (или) дегуманизация противника. Для Саддама, как и для его соседей — врагов иранцев, Америка была «Большой Сатана», Буш — «Дьявол в Белом доме». А для Буша Саддам был «Гитлером». Багдадское радио называло американских летчиков «крысами» и «хищными зверями». Американский полковник так описывал воздушный налет: «Почти как если выключить свет на кухне: тараканы выползают из щелей, а мы их убиваем».

Четвертый инструмент — поляризация. «Кто не с нами, тот против нас».

Пятый — заявление о божественной миссии. Саддам облекал свою агрессию в исламский балахон, но и Буш тоже взывал к поддержке Господа. Как указала марокканский социолог Фатима Мернисси, заклинание «Боже, благослови Америку» пронизывало всю американскую пропаганду и возымело странный и непредвиденный побочный эффект, когда достигло ушей простонародья на улицах мусульманских городов и деревень. Привыкшие считать Америку оплотом материализма и атеизма, люди, как она пишет, «столбенели», услышав, что Буш взывает к Богу. Неужто американцы верят в Бога? И еще больше становилось смятение умов, когда Бога привязывали к демократии. Это что, религия такая?

И наконец, самый, быть может, мощный ключ из всех — это метапропаганда, то есть пропаганда, направленная на дискредитацию

пропаганды противника. Представители Коалиции в Заливе постоянно и верно указывали, что Саддам Хусейн обладал тотальным контролем над иракской прессой, что иракскому народу не давали знать правду, что эфир Ирака был наполнен ложью. Метапропаганда тем, в частности, сильна, что не ставит под сомнение истинность того или иного сообщения, — она отрицает истинность всего, что исходит от врага. Ее цель — недоверие оптом, а не в розницу.

Что более всего поражает во всем списке способов военной пропаганды — это их выраженная принадлежность ко Второй волне. Все эти «ключи для выкручивания мозгов» рассчитаны на использование средств массовой информации, чтобы пробуждать эмоции масс в массовом обществе.

Неонацисты и спецэффекты

Эти «классические» инструменты регулятора вполне могут действовать и дальше в войне между государствами, обладающими централизованными СМИ Второй волны. Их могут использовать и страны Третьей волны против стран Второй волны. Но в обществах Третьей волны революция СМИ переписывает все правила.

Начнем с того, что экономика стран Третьей волны создала колоссальное разнообразие каналов, по которым могут вливаться как информация, так и дезинформация. Сотовые телефоны, компьютеры, копировальные машины, факсы, видеокамеры, цифровые сети могут пропускать колоссальные объемы данных, голосов, графиков по множеству дублированных децентрализованных каналов, до которых зачастую трудно дотянуться правительственным или военным цензорам.

И возникают еще тысячи компьютерных «досок объявлений», объединяя миллионы людей по всему миру в бесконечном разговоре обо всем — от секса до рынка акций и политики. Они возникают как грибы, не признавая национальных границ, и способствуют формированию групп, занятых чем угодно: астрологией, музыкой, экологией — или полувоенной деятельностью неонацисткого и террористического толка. Перекрывающиеся и переплетенные сети, на которых держатся эти системы, практически невозможно выкорчевать. Учитывая разветвленность этих новых средств, грубая централизованная пропаганда, накачиваемая сверху, может легко оказаться сдутой снизу. В новых СМИ просматривается тенденция рассредоточения силы. Одна видеокассета, снятая любителем, об избиении чернокожего полицейскими в Лос — Анджелесе, повлекла за собой столько жертв и разрушений, сколько могла бы вызвать небольшая война. Видеокамеры все чаще используются для фиксации злоупотреблений властью, совершаемых органами местной власти и национальными правительствами. Материалы расходятся если не по телевидению, то на видеокассетах. Новые СМИ ослабляют централизованный контроль. Еще сильнее он будет ослаблен интерактивностью, которая позволит клиентам отвечать центральным властям. Ток — шоу на радио и телевизионные «магазины на диване» — лишь бледные предвестники этого процесса.

Телевизор будет заменен устройством (может быть, беспроводным), объединяющим компьютер, сканер, факс, телефон и настольный прибор для создания мультимедийных сообщений, и эти приборы будут объединены в сеть. Возможно, эти «телекомпьютеры» вместо клавиатуры будут управляться устными командами на естественном языке.

Все это дает картину мира, где миллионам людей доступно по желанию создание голливудских спецэффектов, имитаций на основе виртуальной реальности и других мощных сообщений — чего не было в прошлом ни у правительств, ни у киностудий. Мир будет разделен, как и был, на доэлектронные общества настолько бедные, что даже телевизор там редкость, на общества с обычными телевещательными сетями, где телевизор есть почти у каждого, и сетевые сообщества, где телевизор останется в далеком прошлом.