Война и причиндалы дона Эммануэля
Шрифт:
Гарсиа принял птенца Федерико под свое крыло; научил его обращаться с оружием, показал, как ставить ловушки на зверей, объяснил, какие ягоды – ядовитые, какие растения – лечебные; в стычках всегда находился рядом и смазывал ему порезы, которые Федерико хотелось считать «ранами». Гарсиа выслушал исповедь мальчика и отпустил ему вину за смерть высокого крестьянина, чьего козленка Федерико пытался подстрелить.
Они вместе стояли на вершине утеса, и Федерико углядел внизу генерала Карло Мария Фуэрте.
– Давай у него оружие отберем, – прошептал Федерико.
Гарсиа в задумчивости подергал себя за бороду.
– Мне
Федерико старался не подать виду, насколько его впечатлили рассуждения Гарсиа; тоном равного мальчик прибавил:
– Тут вот что еще, Гарсиа: уж больно у него осел раскормленный для крестьянского. Мне это тоже подозрительно.
Священник про себя улыбнулся и, ткнув пальцем в грудь, дал понять, что спустится первым. Ловко и бесшумно, где скользя, а где перепрыгивая, они спустились по горному склону и спрятались за поворотом в кустах, что росли по сторонам круто уходившей вниз тропинки.
Насвистывая сентиментальную мелодию Хуареса, генерал Карло Мария Фуэрте выехал из-за поворота и нос к носу столкнулся с двумя солидно вооруженными людьми, один из которых был почти мальчик. Генерал так удивился, что только и смог как-то придушенно осведомиться:
– Бандиты?
Приподняв довольно длинный ствол устаревшей винтовки, мальчик гордо ответил:
– Нет. сеньор. Партизаны.
– А-а, – произнес генерал, еще более пораженный этим известием.
– Позвольте узнать, кто вы такой? – спросил Гарсиа. – И что вы здесь делаете? – Он передернул затвор автомата и, потыкав стволом в бинокль и фотоаппарат, прибавил: – Хотелось бы еще узнать о назначении этих приборов.
Генерал решил сказать полуправду, поскольку интуиция подсказывала, что ложь может дорого ему обойтись:
– Я изучаю бабочек и колибри. В настоящий момент исследую колибри. Моя фамилия Фуэрте.
– Ах, колибри, – протянул Гарсиа. – Скажите, знакомо ли вам чудесное произведение Сагрераса под названием «Подражание полету колибри»?
– Разумеется, – ответил Фуэрте. – Мне как-то довелось слушать его в Буэнос-Айресе. Эту пьесу иногда называют просто «Колибри».
– Что за удовольствие встретить культурного человека! – воскликнул Гарсиа. – Мы продолжим дискуссию по дороге на встречу с нашим командиром. Пожалуйста, не вынуждайте меня прибегать к силе.
Федерико древней винтовкой ткнул генерала в поясницу, и они пустились в путь по тропинке безо всяких приключений, не считая частых остановок из-за капризов и упрямства генеральского ослика, которого мальчик вел за повод.
Добравшись в покинутую индейскую деревню, ставшую партизанским лагерем, Гарсиа с генералом успели обсудить венесуэльские вальсы Антонио Лауро, прийти к соглашению, что парагвайский гитарист Агустин Барриос – большой оригинал, которого природа одарила громадными руками, поругать произведения аргентинца Гинастеры, похвалить мексиканца Чавеса и бразильца Вилья-Лобоса. [34] На подходе к лагерю Гарсиа напевал «Мессу скорби», чтобы генерал получил представление о том, что такое настоящее saudade, [35]
34
Хулио Сальвадор Сагрерас (1879–1942) – аргентинский композитор, гитарист и гитарный педагог. Антонио Лауро (1917–1986) – венесуэльский гитарист и композитор. Агустин Барриос (1885–1944) – парагвайский гитарист-виртуоз. Альберто Гинастера (1916–1983) – аргентинский пианист и композитор. Карлос Чавес (1899–1978) – мексиканский композитор, дирижер и педагог. Эйтор Вилья-Лобос (1887–1959) – бразильский композитор и дирижер.
35
Грусть, печаль, ностальгия (порт.).
Они вошли в лагерь и оказались в толпе словно из ниоткуда появившихся партизан, которым хотелось посмотреть, кого привели; некоторые не прерывали беседы, но слова доносились до генерала, будто через толстое стекло, и он силился поверить, что все это происходит с ним наяву.
Через мгновенье он уже стоял перед Ремедиос, а та внимательно слушала Гарсиа.
– Обыщи его, – приказала она.
Гарсиа повернулся к генералу.
– С вашего позволения, – сказал он, и Фуэрте кивнул.
К несчастью для генерала, по дороге он не сообразил избавиться от офицерского удостоверения и личного медальона, тотчас обнаруженных Гарсиа в нагрудном кармане.
– Матерь божья! – вскричала Ремедиос. – Мы захватили не просто генерала, а генерал-губернатора Сезара! Просто не верится! Немедленно созываем совет. Федерико!
Мальчик выскочил на солнцепек и побежал к людям, что стояли поодаль и прислушивались.
– На совет! На совет! – кричал Федерико, размахивая руками; несколько бойцов затрапезного вида вышли из домушек и поспешили к хижине Ремедиос, где, усевшись в кружок, принялись оживленно выспрашивать друг у друга, в чем дело.
В хижине Гарсиа попенял генералу:
– Вы солгали. Сказали, что специалист по бабочкам и колибри. Лгать грешно перед богом и весьма неразумно – перед людьми с оружием.
– Я не лгал, – удивился Фуэрте. – Если потрудитесь заглянуть в мой багаж, там моя книга о бабочках. Можете почитать, если интересно.
– Благодарю, – ответил Гарсиа. – Можно мне еще взять «Беззаботные деньки в Патагонии»?
– Берите, – сказал генерал. – Только, пожалуйста, не перегибайте корешок.
– Здешний климат и насекомые испортят вам книжки раньше меня, – отвечал Гарсиа.
– Вы совершенно правы, – согласился Фуэрте. – Термиты протачивают дырки прямо насквозь, а когда идут дожди, я просто боюсь книгу раскрыть, совсем от влажности расклеится.
Гарсиа рассмеялся:
– Вот настанут мирные времена, генерал, и надо будет придумать книги, которым тропики нипочем.
– Когда настанут мирные времена, сначала надо будет научить людей читать. Боюсь только, слишком много денег уходит на содержание армии, которая защищает нас от вас.
– Мне почему-то не кажется, – ответил Гарсиа, – что, уволившись в запас, ваши солдаты непременно пойдут в учителя. Встретив в селении учителя, они его обычно убивают – если только он не женщина. Тогда сначала изнасилуют.