Война и причиндалы дона Эммануэля

де Берньер Луи

Он склонился над бумагой и дрожащей рукой поставил подпись. Жена, воркуя, соскочила с колен и чмокнула его в лоб, оставив ярко-алый отпечаток. Схватив бумагу, она простучала каблучками из кабинета, по дороге обольстительно глянув на посла.

Президент беспомощно сообщил послу:

– Жена, – словно этим все и объяснялось, и затем спросил: – Чем могу служить?

Посол излагал, а Президент невозмутимо слушал, попутно съев коробку рахат-лукума. Когда посол закончил, Президент сказал:

– Дорогой посланник, я слышу от вас абсолютно то же самое,

что слышал за последний месяц от шести послов, и должен вам сказать: мне об этом ничего не известно, совсем ничего. Я беседовал с генералом Рамиресом, адмиралом Флетой, маршалом авиации Санчисом, с руководителями всех наших секретных служб, и для них эти происшествия – такая же загадка. Мы сошлись во мнении, что это – часть сионистского заговора для дестабилизации положения в стране в рамках подготовки израильского вторжения в наши южные штаты.

Норвежский посланник недоверчиво хмыкнул:

– Прошу вас не шутить, ваше превосходительство.

– Уверяю вас, я говорю серьезно, – ответил Президент. – У нас имеются веские доказательства, полученные разведками военно-морских и воздушных сил. Их доклады у меня на столе.

Посол испытывал сильное искушение высмеять недоумка, но лишь сказал:

– Ваше превосходительство, не могу поверить, чтобы человек с вашим политическим опытом и умом серьезно воспринимал подобные доклады. Это нелепо и невозможно. Я бы на вашем месте направил авторов этих докладов в приют для умалишенных.

Президент улыбнулся и покачал головой.

– Господин посол, должен вам сказать, я располагаю информацией, которой нет у вас, и воспринимаю ситуацию настолько серьезно, что уже распорядился о задержании ряда евреев и сионистов, которые, по имеющимся у секретных служб данным, наверняка замешаны.

Посол начал злиться.

– Ваше превосходительство, это лишь доказывает, что среди сотрудников ваших секретных служб – нацисты.

Тут разозлился Президент.

– Позвольте вам заметить, господин посол, вы злоупотребляете дипломатическими привилегиями.

Посланник поднялся и очень твердо сказал:

– Ваше превосходительство, если в вашей стране начнутся погромы, ни один цивилизованный народ не захочет иметь с вами дела! Хочу вам напомнить – просто в качестве примера, – что Норвегия осуществляет вашу программу по сооружению гидроэлектростанций. Должен также заявить, что мое правительство ждет немедленных результатов в расследовании дела Регины Ольсен. Как явствует из недавних событий, ее похитили военные, господин Президент. Предлагаю с них и начать.

Президент прикрыл глаза и устало вздохнул:

– Господин посол, я сделаю все, что в моих силах, но должен сказать: человеку в моем положении с военными приходится осторожничать. Полагаю, вы полностью это осознаете.

– Да, ваше превосходительство, я это осознаю, но как посол Норвегии обязан заботиться о норвежских гражданах. Осознайте и вы.

Президент выдвинул ящик стола и вынул револьвер. Положил на ладонь, взвесил и показал посланнику.

– У меня один такой, – сообщил он, – а у военных – тысячи.

Уходя, злой и расстроенный посол решил не говорить дряхлому женолюбивому Президенту, что у того на лбу следы губной помады.

30. Возвращение Марии, возвращение солдат

Отсутствие генерала Фуэрте затягивалось, и работа губернаторской канцелярии почти замерла. Без генеральского руководства персонал утратил ориентиры и целеустремленность; секретарши подпиливали ноготки, вышивали, пряча под столом пяльца, обсуждали свою личную жизнь и играли в шарады. Адъютант Фуэрте капитан Рохас, к своей досаде и унижению, видел, что сотрудники его не слушаются и всерьез его тирад не принимают; они ерошили ему волосы, сюсюкали, точно с ребенком, и угощали лимонным соком с чанкакой. [48] Поначалу Рохас злился и выходил из себя, а потом окунулся в депрессию и апатию, что нарушалась только его отчаянными призывами к бригадному генералу установить местонахождение Фуэрте.

48

Чанкака – масса из неочищенного сахара и меда.

– Беда в том, – отвечал генерал, – что Фуэрте сам предоставил себе отпуск, а документы не заполнил. Никто не знает, надолго ли он уехал, куда и зачем. У меня нет явных доказательств его исчезновения!

Но все же бригадный генерал нервничал: в военных кругах поговаривали об исчезновениях старших офицеров, и на причины такого поворота событий тоже намекали. Понятное дело, бригадный генерал боялся, что исчезнет сам, начав расследование, и его подмывало списать все на дезертирство – тем более, по словам капитана Рохаса, Фуэрте уехал на своей ослице, переодевшись крестьянином. Бригадный генерал решил не делать ничего, только до возвращения Фуэрте принять на себя гражданскую власть.

Однажды утром капитан Рохас, весь красный и запыхавшийся, взбежал по лестнице, влетел в кабинет бригадного генерала, отдал честь и выпалил:

– Господин генерал, вернулась Мария, но без генерала!

– Мария? – переспросил генерал. – А кто это?

– Ослица генерала Фуэрте! – доложил капитан. – Я сам видел, как она пришла по чиригуанской дороге и направилась к себе в стойло.

– Ослица генерала Фуэрте, – задумчиво повторил бригадный генерал. – Весьма странно. Она здорова, не ранена?

– Так точно, – ответил капитан. – Только вся в пыли и явно беременна.

Генерал достал из стола бланк рапорта и тщательно его заполнил, расспросив капитана.

– Чиригуана – рассадник революции, – сказал он. – Думаю, можно с полной уверенностью предположить, что генерал Фуэрте погиб от рук террористов. Я доведу свои соображения до генерала Рамиреса и буду ждать его указаний. А пока, прошу вас, никому ни слова.

– Слушаюсь, господин генерал. А что делать с Марией?

Генерал недоуменно поднял брови.