Война колдунов. Вторжение
Шрифт:
В солдаты Танталена забрили нечестно. Была у него невеста – черноглазая Тализинья. Первая красотка на селе – все парни по ней сохли, а она только на жениха смотрела, на своего Химеки. Этой осенью собирались свадьбу играть.
Только вот староста решил на Тализинье своего сына женить. И устроил подлость, старый змей. Когда бросали жребий, кого в рекруты отправлять, специально схитрил, подсунул черный камень именно Танталену.
Теперь долгих пять лет в шинели ходить придется… Дождется ли любушка?… Или все ж таки выйдет замуж –
Ох, вряд ли дождется – шутка ли, столько ждать… Так и вся молодость пролетит…
За истекший месяц Танталену уже вдолбили, что в армии служить – это не пни корчевать. Учили в основном зуботычинами – как правильно одеваться-обуваться, как за фузеей ухаживать, как в строю ходить.
А теперь вот – марширует по чужой земле, глядит на такое, чего раньше и во сне не видывал.
В капральство Тантален попал хорошее. Капрал Ростопчан, коего все называют попросту дядькой Цветро, старик незлой. Палкой дерется редко и только за дело. Двадцатый год воинскую лямку тянет, поседел уж на службе. Усищи, вон, белоснежные, но закручены лихо, воском сдобрены.
В рокушской армии и такие тоже есть – подписавшие бессрочный контракт. Несладко, конечно, до седой бороды шинель таскать, зато им денежку хорошую платят, не то что «кратковременным». Пять лет-то любой отслужит. А у «бессрочников» в солдатских слободах и жены есть, и дети. У кого так вовсе по нескольку жен – в одной слободе одна, в другой другая, в третьей третья…
Лария… Странное здесь все, чужое, незнакомое. Дома какие-то неправильные, не такие. Девушки на рокушьянок не похожи – волосы у всех пшеничные, очи лазурные, губы красной краской намазюканы. А декольте чуть ли не до пупа – добро только что наружу не вываливается. Глаза сами так и тянутся – стыдно, неловко, а ничего не сделаешь!
Их фузилерский полк идет в голове колонны, сразу за Четвертым Гусарским. Нет хуже, чем за кавалеристами топать – так и гляди, как бы в лошадиную какашку не вступить.
Солдаты шагают свободно, не в ногу, мундиры у всех расстегнуты. Иные вовсе сняли, несут на плече, вместе с фузеей. Жарища с утра смертная – июнь заканчивается, не шутка. Всякий нет-нет, да и глянет в небо с мольбой – дождичку бы, хоть чуточку!…
Хорошо хоть, скоро уже отдыхать. Войско возглавляет не кто-то там – сам батюшка Хобокен! Дед двоюродный, когда жив был, частенько приговаривал: «Железному Маршалу победа – супруга верная, а солдаты – сыновья родные».
Дед небось знал, про что говорит. Все-таки тридцать лет шинель проносил, в гренадерских войсках. В Ларию походом ходил, в Каридош, даже в Геремиаде побывал. Аккурат за год до армейской реформы в отставку вышел.
Вот бы старик порадовался, узнав, что внук тоже у Хобокена под началом служит…
При Железном Маршале походный порядок другой, не как у всех. Отдых – не ночью, а днем, когда солнце палит нещадно. А вечером, когда жара спадет, идти дальше – по прохладе, со
Эх, поскорей бы уже на привал – пить охота, мочи нет…
– Что, молодой, жажда глотку дерет? – прищурился капрал Ростопчан.
– Дерет, дяденька, – виновато кивнул Тантален.
– А нечего было к фляге каждый шаг прикладываться, – наставительно сказал старик. – Водицу на походе понапрасну не расходуй, терпи до последнего. Много выпьешь – только еще хуже будет.
– Да как же терпеть-то, дяденька, если во рту сушь такая?! – взмолился Тантален. – Точно Единый в нем пустыню сотворил!
– Только Единому и дела – тебе, дураку, пустыни в роту творить, – хмыкнул Ростопчан. – Учись, молодой, пока дядька Цветро жив. Отхлебнул глоток – не глотай разом, а подержи в роту-то, пополощи, чтоб нёбо смочить. Тебе ведь по правде не пить охота, а просто слюни все от жары пересохли. Хлебца горбушку пожуй, сухарик – чтоб в роту пусто не было.
Тантален слушал, вздыхал и все глядел по сторонам – нет ли ручья или хоть прудика? Фузея тоже вот плечо натерла – вроде и не слишком тяжела, а рука уже занемела…
– Да ты не перекладывай зря фузею с плечо на плечо, – покачал головой капрал. – Не полегчает, не колгочи без толку. Приноровиться надо – тогда и тяжело не будет. Тут, братец, в привычке все дело…
– Шибко жарко, дяденька… – утер взмокшие волосы Тантален.
– Знаю, что жарко, знаю, – кивнул Ростопчан, доставая из кармана смятую бумажку. – Ну, еще разок повторить, что ли…
Со всего капральства потянулись солдаты. Эти бумажки в армии уже запомнили – такие выдали всем унтер-офицерам. Своего рода миниатюрный «разговорник» – несколько серых фраз с переводом на рокушский. До начала следующего сражения строго велено каждому рядовому выучить назубок.
Все равно на переходе делать нечего – мозги аж плавятся на солнцепеке.
– Це-ра-ка аш… аш… ашьтьях си, – по слогам прочел капрал. – Церака ашьтьях си. По-нашему, значит, «штык в землю»! Ну-ка, молодой, повтори!
– Еще раз прочти, дяденька?… – попросил Тантален, заглядывая в бумажку.
Читать-писать он не умеет. Вечно пьяненький деревенский жрец с грехом пополам учил крестьянских детей грамоте, но Тантален всегда предпочитал бегать в лес или на речку.
– Церака ашьтьях си, – терпеливо прочел еще раз Ростопчан. – Повтори.
– Срака – аж укуси! – повторил Тантален.
Солдаты весело загоготали. Седоусый капрал цыкнул зубом, тоже с трудом сдерживая усмешку.
– А что там еще, дяденька? – спросил покрасневший Тантален.
– «Цурукту» – значит, сдавайся, – вернулся к началу списка Ростопчан. – «Шу марехци танкай?» – «где твой командир?», «ху сшири тераца си» – «руки за голову», значит…
– Эх, ну и корявый ж язык!… – покрутил головой дюжий фузилер.
– У болотников и то поглаже…
– Да болотники по-нашему, по-рокушски говорят, токма корявенько…