Война мага. Том 4: Конец игры

Перумов Ник

Зашевелилась и застонала Сежес, пролежавшая всё это время без чувств.

Что ж, очень кстати, чародейка.

* * *

Сеамни потом призналась Императору, что почувствовала себя словно вновь в плену у Белой Тени, точно наяву услыхала её смех и поняла, что неведомый разум, управляющий Разломом, доволен точным исполнением своего плана. Сежес, едва передвигая ноги и опираясь на руку Кер-Тинора, в оставшиеся дневные часы исходила поле вдоль и поперёк, её ученики по камню перебрали то, что осталось на месте исчезнувшей пирамиды.

Легионеры с хохотом взбирались на остатки зловещего сооружения; самые остроумные решили, что

стоит непременно справить тут малую нужду.

Пирамида уничтожена, но только её надземная часть. Тот самый камень, о котором говорила Муроно, очевидно, скрывается в подземельях.

К проконсулу Клавдию помчался быстрый почтовый голубь. А Император, не дожидаясь ответа, велел разгребать завал и долбить каменное ложе некогда грозной пирамиды.

…На следующий день загремели сооруженные гномами тараны. Раздевшись до пояса, легионеры тянули веревки, раскачивали подвешенные между треногами бревна, и те падали, всей своей тяжестью раз за разом ударяя окованными остриями в неподатливый коричневый камень. И Сежес, и Сеамни попытались определить, нет ли где пустот поближе к внешней стене, однако не преуспели, развалины пирамиды успешно отразили их натиск. Помощники чародейки попытались сложить стеноломное заклинание, однако, пустив его в ход, уползли еле живые — чары отразились от руин, едва не разорвав на куски незадачливых волшебников.

Тараны оказались успешнее, правда, и они едва вгрызались в древний камень. Нутряные слои стойко сопротивлялись осаде.

Правитель Мельина, чей домен сжался сейчас до размеров лагеря его небольшого войска, терял терпение. Тараны гномов исправно и неутомимо долбили упрямые развалины, однако работа продвигалась медленно. Недопустимо медленно.

…А мятежные бароны тем временем без боя заняли Мельин, вновь и вновь повторял себе Император. Справится ли Клавдий, сумеет ли пройти по волосяному мосту, сохранить столицу, легионы и остатки имперской казны? Брагга наверняка пришёл в бешенство, узрев почти совершенно пустую сокровищницу.

Правитель Мельина не находил себе места. Это было не его сражение, он требовался там, на востоке, ему, а не прямодушному Клавдию следовало вести переговоры с заносчивыми баронами, уже возомнившими себя победителями. От проконсула сейчас требовалось только одно — сохранить армию и её запасы, заставить мятежников уверовать в то, что они и в самом деле взяли верх…

Перед шатром горел небольшой костёр, Император невидяще смотрел на огонь.

И лишь когда ему на плечо, на железные сочленения панциря — с ним правитель Мельина расставался только ночью — легла тонкая ладошка Сеамни, Император вышел из транса.

Солнце стояло в зените, невдалеке ритмично бухали тараны. После сражения со стражами пирамиды легион Серебряных Лат и гномы заскучали — вокруг мёртвая пустыня, даже охоты не стало.

Центурионы, конечно же, мечтать не давали. Легионер или марширует, или строит лагерь, или сражается, или спит. А если он не занят ни тем, ни другим, следует устраивать учения. С утра до вечера.

— Гвин.

— Тайде, всё пошло не так, — Император накрыл её ладонь своею. — Я ждал боя. Взял лучших из лучших. А сражаться не с кем! Не знаю, что мы найдём в этой пирамиде, если пробьёмся…

— Пробьёмся, — с неколебимой уверенностью сказала Сеамни. Села рядом, отбросила чёрные волосы с лица. — Мы пробьёмся, Гвин, я чувствую. На камни этих стен наложены заклятья, но они слишком стары и ослабли со временем. Тараны справятся с ними быстрее, чем я и Сежес, даже удайся нам расшифровать защитные чары.

— Я не только о пирамиде.

— Магия крови, которую пустила в ход Радуга? А чего ж ещё ожидать от мятежного Семицветья? Они останавливают вторжение, как могут.

— А что, если остановят? — шёпотом проговорил Император, не отводя взгляда от пляшущих языков пламени. — Что, если они спасут Мельин?..

— О-о-о… —

Сеамни озабоченно взглянула в лицо любимому. — Вот оно что. Так я и знала. «Если Радуга спасёт мою Империю, достоин ли я по-прежнему бороться за её трон?» Сидишь и думаешь, что придётся уйти в добровольное изгнание, потому что править Мельином должны те, кому удалось его защитить? И по-прежнему считаешь, что наш с Сежес совет первыми прибегнуть к человеческим жертвам был нехорош?..

— Я, наверное, плохой правитель, Тайде. Раньше мне казалось, что я пойду на всё, чтобы стереть Радугу с лица земли и отстоять мою Империю. А теперь оказалось, что готов, но не на всё. Я жертвовал легионерами, посылая их в самоубийственные атаки, я выжимал налоги с разорённых пахарей, я убивал чародеев… а оказалось, что последнего шага я сделать не могу. Слаб. Маги Радуги преспокойно резали детишек и одержали победу, сделав то, чего не смогли мы — остановили козлоногих. И теперь… я не знаю. Я в растерянности, Тайде. Впервые за всю эту войну. Я не колебался, бросая Империю и прыгая за тобой в Разлом, не колебался, когда мы сошлись лицом к лицу с той Белой Тенью. Не колебался на Свилле, на Ягодной гряде. И сейчас, возле Разлома, не колебался тоже. Однако… последний шаг… детей резать… — он на миг закрыл лицо руками. — Знаю, знаю, что ты сейчас скажешь. Что принцип меньшего зла требует спасения многих ценою жизни нескольких. Что, если не остановить козлоногих, погибнут вообще все дети нашего мира. Я отлично всё это знаю. У меня даже, — он усмехнулся, криво и бледно, — у меня даже есть собственный опыт в детоубийстве. Давний, конечно, но такое не забывается. Но — не могу. Ни сам, ни отдать приказ. Легче вновь броситься в тот же Разлом.

Сеамни молча покачала головой.

— Я тоже убивала детей, Гвин. Пытала и мучила невинных. Троша… что я с ним сделала… — она вздрогнула.

— Это не ты, это Иммельсторн…

— Да. Но не только. Я ненавидела вас, людей, ненавидела вашу расу. Мечтала, чтобы она сгинула вся, без остатка, чтобы повторился Берег Черепов, только уже с другим исходом. Без этого, наверное, Царь-Древо не выбрало бы меня.

— Царь-Древо отдавало Иммельсторн в руки Дану, любого Дану, разве не так?

— Так, да не так. Любого, но готового нести с его помощью смерть врагам Деревянного Меча, тем, кого ненавидели его создатели. Так что не поливай себя грязью, Гвин, милый мой. Ты побеждал во всяком бою. Даже козлоногие не смогли взять верх над твоим войском. Поэтому…

— Ты не понимаешь, Тайде, — горько проронил Император. — Если Радуга действительно одержит верх над тварями Разлома, если маги остановят вторжение, пусть даже ценою кровавых жертв, мои же легионеры отвернутся от меня. И правильно сделают — они служат не только Императору, но и Империи. Зачем им правитель, ввергнувший их родину в хаос жуткой войны, зачем им сражаться против магов, если чародеи спасают их, легионеров, чад и домочадцев? Ты думаешь, что те же Серебряные Латы…

— Серебряные Латы пойдут за тобой и в Разлом, если ты прикажешь, — строго сказала Сеамни. — Нет, Гвин, народ от тебя не отвернётся. Почему ты о нём так плохо думаешь? Неужто у народа такая короткая память и все дружно забыли, чем была Радуга до войны? Как маги жгли всех, кто мог посягнуть на их чародейские монополии, как истребляли детишек из простонародья, в ком замечена была хоть малая искра магии? Не скоро забудут люди и Шаверскую резню.

Одно благодеяние не перевесит. Волшебники ведь спасают не только других, но и себя — в первую очередь. Отбрось сомнения, Гвин, ты побеждал, пока был уверен в себе и своей правоте. Ничего не изменилось, поверь. Нам просто надлежит чуточку поторопиться. — Дану легко вспорхнула с места. — Пойду, попрошу легионеров постараться.

Однако Сеамни не успела сделать и пары шагов — навстречу ей, чуть ли не расталкивая молчаливую стражу Вольных, выкатился Баламут, весь перемазанный коричневатой каменной пылью.