Война мыслей
Шрифт:
Однако, обнажили теперь их с другой стороны. Проснулись Люда со Стасом утром в понедельник, а их домишко, туалет и другие пристройки оказались не только обнаженными, просто голыми. Остатки старого забора снесли вместе с кустами, и они были перед всеми, как на ладони. В котором часу они успели это сделать? Да, уговор был такой: они делают забор за пять, шесть дней, однако как потом оказалось, строительство пролонгировалось на пять недель. Всё полетело прахом, и приезд мужа, и Людин двухнедельный отпуск, в конце концов, и жизнь.
Сергей с отцом прислали ещё мальчишек, которые должны были копать им ямы и заливать бетоном. Оказывается, запрошенных денег ещё хватало, чтобы нанимать дополнительную рабочую силу. С ними было бесполезно спорить, но Людмила сказала, что детский труд она не потерпит, и чтобы, ни одного пацана здесь не видела. Отец с сыном их разогнали, но они
Их домашние питомцы, конечно же, были рядом. Амадею было два с половиной года. К великому сожалению, на даче они сажали его на цепь из-за своих стыдливых и скромных качеств, что он мог перетоптать все грядки на соседних участках. Это, действительно, было так в первый год появления его на даче. Амадей был слишком эмоционален. Носился от одного к другому, стараясь показать всем свою любовь, молодость и беззаветную преданность, да ещё вкупе со своими способностями петь и танцевать. Но страдала молодая рассада, которую бережно выращивали в северные, серые дни ленинградцы ещё с февраля, заботливо переносили от окна к окну, где появится лучик солнца, чем, кстати, занимаются и сами жители на граните Петропавловской крепости, стараясь поймать на своём теле даже не лучик, а зайчик от лучика солнышка. Затем, высадив эти сокровища, целый месяц занимаются тем, чтобы они прижились. Амадею этого не объяснишь! Он привык, что все диваны в четырехкомнатной квартире – его. Однако, Люда и дети старались скрасить его несвободную жизнь. Естественно, гуляли с ним в лесу по три, четыре раза в день, а по ночам брали его в дом. Их пластмассовый финский столик с шестью стульями и зонтиком, атрибутами современного мира, стоял рядом с его сараем, а цепь была почти пять метров. Практически, кто-то из них всегда был рядом, Плутон вообще не отходил от него. Но, если только кто отходил, Амадей тут же принимался всё копать вокруг себя, по-собачьи прятать туда косточки и причитать. Его «воль-воль-воль-воль-воль, волёёёёёй» слышалось до тех пор, пока не возвращался вышесказанный кто-то.
При таком составе и продолжался их вечер в понедельник. Ещё вчера уехали все соседи, средне-взрослого рабочего возраста, и на участках остались только старые и дети, да и семья Люды, в силу своего отпуска. Погода выдалась замечательная. Давно уже не было такого жаркого июля. Они всё ещё радовались своей встрече, а их работники, Сергей с отцом, что они наконец-то начали работать и уже отработали свой первый день, сразу получив от Люды задаток – пятьдесят процентов от оговоренной суммы. Дети были рядом, три кота и собака тоже, ещё цвели три розовых куста, чуть дальше шесть грядок с клубникой, райское дерево с китайскими яблочками, малинник, сливы и орешник, и все это плодоносило, кроме последних двух культур. А самое главное, ещё впереди две недели отпуска, потому что они с мужем работали до одурения, чтобы поддержать это, по всем советским меркам, скромное хозяйство.
«У вас будет три покойника, – вдруг спокойно, сказал Николай, отец Сергея.
Людмила очень осторожно относилась к словам, даже, если они и будут, такое говорить никогда нельзя. А про себя прошептала: «У нас не будет три покойника!»
– Почему? – прозвучал её естественный вопрос даже только для того, чтобы задающий не распознал её смятения и фатальной неизбежности услышанного. Для неё слова, хуже топора, они всегда для Люды несли материальный и совершенный вид.
– Амадей выкопал для вас три ямы, – также чётко и с большой уверенностью, если можно так выразиться, патологическим диагнозом, произнёс этот человек, который вступил в диалог с ними. На самом деле не с ними, он говорил в пустоту. И хозяева дачи также были для него пустотой, то есть ничем. Эти слова прозвучали как приговор. Да, хороший получился ужин… Людмила совсем затаилась, стараясь меньше произносить слов, не тратить на них свою энергию, а тратить на бешеный материнский инстинкт сохранить свою семью, просто «заскорлупить» её.
Стасу же хватило ещё несколько дальнейших, подобных слов, опять сказанных таким же тоном, что вы – покойники, вы – ничто. Этого он потерпеть не мог. Люда уже говорила, что он родился с завышенной самооценкой, любая дружба с новым человеком начиналась у него с драки. Он выпускал свои перья и начинал размахивать кулаками налево и направо. Однако, имея в молодости хороший разряд по вольной борьбе, он знал, когда хватит и ещё старался не оставлять следов на теле.
Николай уступал по комплекции Стасу, естественно понёс поражение. Что он наделал, зачем, почему? В нём, как всегда, сыграло грубое защитническое начало неприкосновенности их семьи. Со своим трезвым, животным умом, он даже не представлял себе, в какую они ввяжутся войну. Есть другая война. ВОЙНА МЫСЛЕЙ. Но даже Людмила тогда не представляла, какого уровня она будет.
Глава II
– У тебя одни факты, – сказал ей муж. Эти слова уже 2004 года. Она всё-таки не удержалась и дала прочитать первые несколько страниц своему мужу. Ей захотелось, чтобы он снова прикоснулся к их истории, ещё раз увидел её с печатной стороны, насколько они близки и думают одинаково, чувствуют тоже. Стас начал читать вслух, так как Людмила тоже захотела услышать это в пространстве. Но потихонечку его голос начал заплетаться, перелезать через строки, в конце концов, он устал, как и наверно, ты-читатель, и попросил почитать Людмилу дальше. Муж слушал, не прерывая её, Люда закончила.
– У тебя одни факты, – произнёс он, – мало водички!
Стас сказал это таким тоном, как будто он был профессионалом-писателем.
Людмила побледнела, опять она наткнулась на какую-то заземленную гору, которая делала свои веские земные истины. И это её муж.
– Какая водичка? Ты с ума сошёл, я никакой водички писать, говорить и лить не умею… Какая водичка была у Гоголя? Там не было водички, поэтому весь мир верит до сих пор его письму, какая водичка была у Булгакова? Там были одни факты! – Люда повышенным голосом доказывала свою правоту.
– А вот мне нравится Василий Шукшин, до чего мужик нормальный! – сказал Стас.
– Всё равно, ты пойми, чтобы стать Василием Шукшиным, надо перебывать в шкуре и Сократа, и Канта, и Ортего Гассет.. и чёрт знает кем. Самые простые истины и истории могут писать только самые великие мыслители, – продолжала Людмила.
– Людк, ну ты ещё раз пойми, чтобы тебя читали, надо водички, – уже более мягкими словами прервал он её.
– Вот это соображаловка! Какая истина, опускающая меня на землю! – подумала Люда и продолжила, – да ты ещё прочитал только семь страниц, впереди будет такая водичка, что мало не покажется, только это будет не водичка, это будут факты! Я эту водичку хранила в себе, а теперь буду вытаскивать свой скелет из шкафа. Ва-а-дичка…
До чего крепкое здоровье и нервы! Стас взял и заснул, уходя от проблемы и дальнейших разговоров.
Жара сыграла свою отрицательную роль. Во вторник с утра они собрались на озеро. Больше невыносимо было находиться в доме, вокруг тебя одни чужие люди, постоянно заходящие к ним в комнаты и спрашивающие, как это сделать или то, а также выпрашивая инструменты, которые привёз муж, последние новинки от электропилы до электрошуруповёрта.
Вва-а-о-адичка! Ах, давно Люда не была на буднях, на их озере, богатом серебром и железом в воде. Недаром посёлок называется «Озерково». Они – народ рабочий, офисный. Приезжали вечером в пятницу, открывали парники, поливали землю за неделю, срывали сорную траву, которая плодилась разными типами восемь, девять раз за лето, рыхлили земельку, чтобы легче было дышать, считай искусственной рассаде, готовили ужин, успевали пообщаться между собой, а может и ещё искупаться среди ночи. Следующий день ещё труднее, а ведь хочется сходить ещё в лес и позагорать. Если солнышко дотронется до них во время работы, то и хорошо. Местное население знает этот ритм. Это стародавние традиции, от них никуда не деться. Так живёт всё это население. Старики потихоньку, якобы отстраняются от дел по саду-огороду, как бы вуалируются, якобы дарят им свободу. Под вечер, уставшие от сельскохозяйственных работ, может, они и соберутся за рюмочкой чая, но это старые не осуждают, ведь целый день работали!