Война мыслей

Гусева Лидия

У неё действительно не было свадебного платья. Можно было купить, но которые были, ей совсем не нравились, она дотянула до последнего дня и ночью из розового маркизета сшила себе что-то наподобие ночнушки или распашонки, прицепила к нему малюсенькие искусственные цветочки на проволочках, такие же три цветочка просунула через три дырочки мочек своих ушей, и в загс. И опять их рокерская сущность не позволяла ей наряжаться куклой. Люда не представляла свадебное платье на своём спортивном теле со стрижкой в один сантиметр.

– Мама, папа, давайте! – загорелись дети.

– Нет, мы будем венчаться.

Точно, мы повенчаемся, – сказал папа.

Венчание для Люды сакраментальная тайна. Венчаться она боялась, ведь, Бог очень ревнив. Хотя все говорят, что надо. Стас также боится, наверно смотрит, как и она, даже с опаской на это действо.

И все-таки они развили эту мысль.

– Я хочу длинное платье с кринолином, сказала первое слово Люда. Честно говоря, она верила в великую и вечную любовь, и верила, что Стас привезёт ей платье из рейса к их свадьбе. Однако, этого не произошло. А произошло обратное. На второй день после его возвращения из рейса они с матерью поехали выбирать ему костюм на свадьбу. Как бы Людмиле не тошно было, но она поехала с ними.

– Дура! У тебя будет платье со шлейфом семь метров, как у королевы Дианы, – если бы эти слова, пусть, даже слова, он сказал двадцать лет назад, возможно, она и повенчалась бы с ним тогда.

– Я хочу, чтобы мелкие стразики, нет лучше бриллиантики, украшали декольте, – продолжала игру Люда.

– Дура! – опять он произнёс своим браво-уверенным голосом, – у тебя будут не мелкие бриллиантики… у тебя будет один, но с голубиное яйцо бриллиант на груди! – Стасу, видимо, нравилось своё остроумие. Он засмеялся, остальные тоже.

Все размечтались и уже представили, кто из их родственников-детей будет нести шлейф. Дочка тут же достала старую тюль, обвязала вокруг головы, сверху надела летнюю панаму из морских водорослей и пошла кружить. Амадей тут же встал на задние лапы и за ней, кошки за ним, остальные подхватили шлейф. Жаль, что не осталось никого в их веселье, кто снял бы на видеокамеру.

Кстати, просматривание видеозаписей с начала девяностых годов, это тоже их традиция, и обычно они это делали в первые дни приезда мужа, потому что потом праздники кончаются, наступают рабочие и учебные будни. Вот почему они так любили свои встречи: за семь-десять дней прокручивалась вся семейная историю вспять.

– А, ты знаешь, Людк, что Игоря больше нет, – сказал ей вдруг Стас, – я тебе сразу хотел рассказать.

– Да ты что? – изумлённо произнесла Люда.

– Точно даты не знаю, но вроде бы в мае, мне ещё в Европе сказал один из наших общих знакомых. Он выбросился с девятого этажа, – муж замолчал. Люда тоже.

Игорь, Игорь, что же ты наделал? Первый сват и гражданский свидетель их зарождающейся любви со Стасом. Последнее время он много пил. С Людмилиной подругой у него так и не сложилось, оба были яркие, красивые и эгоцентричные натуры. Потом он несколько лет жил с девчонкой, которая работала на пароходе буфетчицей. Она была доброй и неплохой. Игорь здорово помотал ей нервы. После софилореновской внешности подруги Люды, она была, конечно, для него простоватой. В конце концов, они расстались. Оля бросила пароходство и ушла в женский монастырь. Для них это было дико в конце восьмидесятых годов. Потом, им сам сказал Игорь, как-то

быстро она ушла из жизни. А Игорь женился у себя на Украине, у него родилась дочка, жена была лет на десять младше его, терпеть и ждать моряка не хотелось. Развод, суд, лишение его родительских прав, пьянки, операция по удалению части желудка и т.д. Игорь скатывался всё ниже. В моря он уже не ходил, а проживал в одном из общежитий пароходства и нанимался на всякую временную работу в порту. Последний раз Люда видела его в середине девяностых годов. Тогда объявили, что на депонентах моряков есть валюта и надо получить, а также закрыть личное дело каждого работника бывшего Балтийского Морского Пароходства. Вот тогда-то она и решилась разыскать Игоря, чтобы он ей помог, и, конечно же, увидеть его, так как звонил он им уже крайне редко. Людмила приехала в общежитие, не надо было спрашивать номер его комнаты у дежурного. Его знала там каждая собака. Общежитие представляло собой очень жалкое зрелище по сравнению с советскими годами. Грязь, развал, выбитые двери и стекла, вонь из клозетов. Пока она добиралась до его комнаты, из раскрытых дверей и кухонь доносились не двузначные предложения: «А, может, вы к нам, зайдёте?!» Даже стало немного страшновато. Игоря не оказалось, и Люда оставила ему записку с телефоном, чтобы позвонил. Он отзвонился на следующий день, сказал, что обязательно поможет, так как знал почти всех хорошеньких девушек, которые работали в бухгалтерии Красного здания БМП. Они увиделись у кафе «Альбатрос». Что сделало с ним время! Такой же высокий, спортивный, с фигурой атланта, Ален Делон отдыхает. Но весь седой, просто белый.

– Вот так вот, Людка, не узнаешь меня? Ну ладно, пошли, получим деньги, а потом выпьем по чашечке кофе. В коридорах здания ему всё также улыбались девочки, он всё также с ними пошло шутил, хотя был далеко не на пике своей популярности. К тому же в кармане его свистел ветер.

Люда угостила его кофе, ещё что-то дала в долг, получив жалкие сорок семь долларов за всю хорошую работу Стаса в БМП.

– Видишь, Людка, я – совсем бомж. Ты знаешь, до чего я опустился? – задал он первый вопрос, когда они уселись в кафе и получили свой кофе.

– До чего? – дружеские, откровенные разговоры всегда были присущи во времена их дружбы.

– Я живу за счет бабы… Я, Людк, альфонс. Она на двадцать лет меня старше, кормит меня, а я с ней сплю, – не глядя ей в глаза, сказал Игорь.

Видимо, ничего отвратительного на её лице он не увидел, тогда скривил своё, всё ещё красивое лицо, как будто собирался сам на него плюнуть. И для его человеческих чувств, которые он так и не смог пропить, это было хуже дна или помойной ямы. Ещё хуже и ещё ниже.

– Ну, а как вы со Стасом? – любопытство ещё проскальзывало в его чувствах.

– Стас в рейсе, я закончила ещё факультет журналистики, сейчас в аспирантуре, работаю в редакции журнала, надоело переводить чужие мысли, хочу писать свои об этой помойке, что творится с нами. Да вот, издатель, тоже козёл, денег вообще не платит восьмой месяц, а в коммерцию снова идти не хочется, а, наверно придётся. Да и вам, морякам, сейчас гроши платят. С двумя детьми не прожить, одно яблоко на четверых делим, – пыталась вкратце рассказать Люда.

Конец ознакомительного фрагмента.