Война «невидимок». Последняя схватка
Шрифт:
Житков подумывал о том, чтобы переселиться в комнатку, освободившуюся на днях в той же квартире. Но боязнь раньше времени выдать свой чрезмерный интерес к инженеру заставила отказаться от этой мысли.
Приезжая на завод, Житков мимоходом останавливался и у палатки с вывеской «Металлолом». Однажды, глядя, как приемщик терпеливо копается в куче ржавого хлама, он спросил:
— Давно занимаетесь этим делом?
— Сызмальства, — охотно ответил приемщик. — Начинал с того, что по помойным ямам всякую дрянь искал. Можно сказать — потомственный, почетный старьевщик, хе-хе!..
— Да… — задумчиво протянул Житков. — А одежда-то на вас — не по работе. Не жалко трепать? — спросил он, глядя на опрятное полупальто-сибирку приемщика.
— Привычка — великое дело. Прежде ведь прозодежды и в помине не бывало. От хозяев не давалась. Все, бывало, в своем работали. Вот и привык-с…
— Так-так. Ну, будьте здоровы.
— Наше вам, — приемщик снял потертое кепи.
Через два дня Житков сказал Найденову:
— Завтра переселяюсь в квартиру инженера!
— Если ты его действительно подозреваешь, то это переселение — ошибка. Ты спугнешь его.
— Смертным свойственно совершать ошибки…
— Но умным смертным столь же свойственно воздерживаться от них.
— В ближайший свободный день вы с Валей — у меня на новоселье, — упрямо сказал Житков и быстро вышел.
— Погоди, Павел! — крикнул Найденов, но в прихожей уже хлопнула дверь.
На второй день соседства Житкова с инженером Найденов навестил друга, ожидая услышать что-нибудь новое. Но Житков говорил о чем угодно кроме робы. Всякий раз, как Найденов наводил, разговор на эту тему, Житков упорно от нее уходил. Он держал себя с тем особенным, подчеркнутым спокойствием, которым обычно преисполнялся, замечая признаки волнения Найденова.
— Мы сами должны ее найти, либо… — Найденов не договорил.
Житков подошел к висевшему на стенке плащу и, достав из его кармана жестянку с табаком, принялся старательно набивать трубку. Найденов с раздражением следил за его неторопливыми, нарочито спокойными движениями.
Набив трубку, Житков тщательно закрыл банку и снова сунул в карман плаща. Закурив, с расстановкой сказал:
— Что ж… поищем! — Подумав, он прибавил: — Идем-ка, провожу тебя до автобуса. Завтра зайду за тобой. Начнем поиски.
Они в потемках побрели к остановке автобуса. Под ногами чавкала грязь поселковой улицы. Дождь наполнял все вокруг монотонным шорохом. Сквозь затемненные окна домов не проникало ни луча света. Друзья то и дело попадали в лужи и чертыхались сквозь зубы. Наконец в темноте послышался железный лязг и частое, как дыхание астматика, сопение старого автобуса. Друзья прибавили шагу. Найденов на ходу вскочил на подножку автобуса.
Житков не спеша побрел домой. Он уж хотел было завернуть в свой переулок, когда негромкие звуки рояля, донесшиеся из-за плотно занавешенных окон углового дома, заставили его замедлить шаги. Житков знал: в этой даче жила учительница музыки. Он поглядел на часы: половина двенадцатого. Подумать только! А ведь каждое утро чуть свет бежит на станцию… Что же она не спит так поздно? Ну а раз не спит, то, может, не стоит ждать воскресенья, чтобы застать ее дома?
Он осторожно отворил калитку и подошел к дому. В одном из окон, у самого подоконника, был заметен едва уловимый просвет. Житков прильнул к стеклу.
То, что он увидел, заставило его сердце забиться сильней.
Дом с музыкой
В комнате, куда смотрел Житков кроме самой учительницы музыки были еще двое. Седенькая старушка в чепце и пуховом платке — мать учительницы — сидела возле лампы с вязаньем в руках. Поодаль, у двери, спокойно поглаживая лежащую у него на коленях голову большого датского дога, сидел бородатый человек в расстегнутой тужурке-сибирке. Тут же, возле него, на гвозде висел мокрый плащ.
Дог поднял морду с колен бородача, беспокойно насторожил уши. Приемщик железного лома — это был он — попробовал успокоить собаку, но она рванулась к окну, где стоял Житков. Бородач отворил дверь и вышел из комнаты вместе с догом. Учительница продолжала играть.
Житков отпрянул от окна и взбежал на веранду. Дверь, ведущая с веранды в дом, отворилась, и из нее вырвался огромный пес. Житков ждал, что услышит успокаивающий собаку голос бородача, но вместо этого дверь поспешно захлопнулась. Житков оказался наедине со злобно рычащим догом, которого тщетно пытался унять. Тогда он дернул дверь. Она не поддалась — ее заперли изнутри. Житков постучал. Прошла минута, может быть, две. Дог оглушительно лаял на загнанного в угол Житкова.
Музыка оборвалась. За дверью женский голос спросил:
— Кто там?
Рассыпаясь в извинениях по поводу позднего визита, Житков объяснил, что хотел бы переговорить с учительницей.
Дверь распахнулась. Учительница отозвала собаку, и Житков, не ожидая приглашения, поспешил в темную прихожую.
— Мама так испугалась, что, выпустив Рекса, захлопнула дверь, — проговорила учительница. — Вам нужно было крикнуть — вероятно, вы были в палисаднике?
— Я не успел крикнуть, — сказал Житков. — Я только что вошел в калитку…
Учительница не спешила с приглашением в комнаты.
— Вас удивляет поздний визит? Я шел мимо и услышал, что вы играете… — Житков настойчиво подвигался вперед. — Мне давно хотелось поговорить с вами об уроках музыки. — Он говорил негромко, стараясь уловить какой-нибудь шум в соседних комнатах. Но в доме было тихо.
Из-за двери послышался старческий голос:
— Кто там, Марго?
В полосе света из-за приотворившейся двери показалась старушка.
— Пройдите, — нехотя сказала учительница.
Очутившись в комнате, Житков увидел, что бородатого мужчины в ней уже нет. Исчез и его дождевик. Житков без приглашения снял свой плащ и повесил на тот же гвоздь.
Дог обнюхал полы плаща.
Старушка вернулась к своему креслу у лампы и взяла спицы. Но, когда она снова принялась за вязанье, было заметно, как дрожат ее пальцы.
Житков старался выиграть время. Прежде всего хотелось уяснить, успел ли приемщик уйти другим ходом из дома или скрывался в соседних комнатах?
— Я помешал вам? Пожалуйста, продолжайте играть, — сказал Житков. — Я буду рад послушать.