Война орденов. Время Орды
Шрифт:
Не смотря на ожидания повитухи, я не помер. Назло всему не помер! Родители выходили, вылюбили, взлелеяли! Богатое, материнское молоко Пелагеи быстро вливало силы в тщедушное тельце, пронизывая силой славянского рода каждую клетку варяжского естества. С каждым глотком поколения предков двух уникальных народов насыщали меня, все дальше уводя от цепких лап Богини смерти – Морены.
Следует отметить, что союз родителей – союз великой любви, наперекор разнице кровей и происхождений. Матушка моя – дочь думного боярина, голубоокая, стройная славянка с русой, толстой косой, стала душой моего отца
Не знаю, следует ли говорить тебе Владимир, но забегая далеко вперед, упомяну для потомков, что в наш век чистота чувств невольно проверялась трудностями и лишениями. Браки высоких вельмож носили скорее деловой, союзный характер и практически не являлись чистым волеизъявлением молодоженов.
Отец многое сделал, чтобы стать достойным человеком при дворе, отвагой, службой и преданностью выбившись, за пять долгих лет в личные телохранители князя, а потом, достигнув почтенного тридцатиоднолетнего возраста, показав предельное разумение в воинских делах, умудрился получить чин воеводы.
Для мужчины тридцать два года – очень солидный срок для заключения семейного союза, но, насколько я осведомлен, печальный секрет заключался в том, что Ульв на тот момент уже пребывал в статусе вдовца. Первая жена скончалась от болезни на далеких, скандинавских берегах и отец не старался вдаваться в подробности этой истории.
За все годы совместного проживания, мне удалось лишь изведать, что любви к первой жене молодой варяг особо не испытывал, так как особо и не выбирал – его отец попросту привел в дом дочь именитого сородича, связав узами брака детей свои чисто деловые начинания.
Он уважал первую супругу, привязавшись как к надёжной спутнице жизни и было видно, что Ульв в глубине души ни в коем случае не желал бы молодой варяжке столь печальной участи, но как любил говаривать отец:
– Без зла, не было бы и добра, сынок! – только в этом, отдельно взятом случае, он поспешил разъяснить мне все более детально, чтобы раз и навсегда избежать неудобных расспросов с моей стороны, – Я не виноват в ее смерти. Виновата болезнь и мой дальний поход в Европейские страны. И ее смерть, вместе с тоской и жалостью по ее уходу, позволила многое понять – отныне, только сердце должно было решить, кто будет следующей спутницей на моем трудном пути. И оно не ошиблось, указав на Пелагею. Поэтому, из уважения к собственной матери, больше не спрашивай меня об этой части моей истории, хорошо?
Стоит ли говорить, что я, уважая волю отца, более никогда не пытался подступиться к нему с расспросами по запретной теме?
Простите мне невольное отступление от основной истории и забегание вперёд, ибо я это буду делать неоднократно, стараясь охватить как можно больше полезного, живого опыта своих современников. Заодно я искренне буду стараться увековечить на исписанных листах интереснейшие характеры и умы, а посему, для более полного их раскрытия, позвольте и дальше освещать их нетленные образы.
Итак, восстановим хронологический ток событий: казалось бы, после обретения важного чина уже ничего не могло помешать долгожданному счастью новообретенной любви варяга и дочери боярина, но нет – не угоден был христианам брак Пелагеи с иноверцем, идолопоклонником, да и разница в возрасте многим чересчур явственно бросалась глаза.
Матери на момент торжественного принятия заслуженного, почетного чина отцом шел всего двадцать первый год, что в наше время считалось чуть ли не крайней границей выхода замуж, поэтому злые языки родни, подбирая красавице засидевшейся в девках более выгодную пассию, стали князю рязанскому шептать тайное, да козни подстраивать, против воли родительской, изрядные.
Это и вынудило гонимых и притесняемых, но не сломленных в чувстве молодых, в конечном итоге, под покровом ночи, сняться с обжитых мест и попытать счастье в дальней дороге.
Подкупив стражу ворот, а затем, скрытно скрепив свои узы браком в одном из близлежащих придорожных монастырей (для чего Ульву пришлось изобразить из себя ярого христианина и одеть православный крест) любящая пара супругов отправилась практически никуда, в надёже на лучшее место под солнцем.
Монаха, проводившего обряд венчания, удалось легко обмануть истовой молитвой, которую начитанный, умный отец исправно заучил наизусть. Впрочем, он никогда и не был противником христианской веры, а скорее внимательным наблюдателем за процессами, происходящими в православном мире, просто ему действительно ближе по духу было родноверие и языческие представления об устройстве мира, что невольно передалось по наследству и мне.
Ни смотря на первоначальное притворство, Ульв со всей серьезностью отнесся к православному обряду, после его окончания, истинно считая, что отныне его брак с Пелагеей, надлежащим образом скреплен свидетельством небес.
Этой же ночью, буквально под открытым, майским небом, на сеновале крестьянского двора я и был зачат…
Скитаясь по окраинам русской земли, родители искали место для долговременного пристанища. Как я уже и говорил, даже без татарского ига, век был неспокойный, опасный многочисленными, половецкими набегами, поэтому опытный варяг со знанием дела подходил к выбору дальнейшего места проживания.
Как говорят в народе – кто ищет, тот всегда найдет. Деревня с чудным названием Дормислова Поляна, в которой мне пришлось расти до шестнадцати лет, была окружена непроходимыми, густыми лесами, топями, да болотами. Она находилась в стороне от больших дорог, что шло на руку ее немногочисленным обитателям.
Опасностей имелось великое множество – не только отряды степных кочевников, но и лихие люди и авантюристы разных имен и племен, незваными гостями часто навещали окраину Руси. Их многочисленные отряды стремительными набегами проходили мимо Поляны, атаманы которых даже не осознавали, что за гибельными местами, чуть поодаль от основной дороги на Рязань, уже много лет не зная горя, стоят добротные избы моей малой родины.
Исключения, пусть и не часто, но встречались. Тогда ворогов встречали мечи и секиры голубооких, русоволосых Рязанских мужиков, которые всем миром, собравшись по зову небольшого колокола деревенской церквушки, выпроваживали незваных гостей, но более подробно о мужестве жителей Дормисловой Поляны я расскажу чуть позже.
Излазив вдоль и поперек территорию вокруг избранной деревни, отец решил, что данное место достаточно безопасно. В кратчайшие сроки, при помощи отзывчивых до чужой нужды, местных мужиков, Ульв поставил сруб и выложил основание любой избы – белую, добротную печь, вовремя завершив труды переда первыми серьезными холодами и поспев к самому моему рождению.