Война по понедельникам (сборник)

Первушин Антон Иванович

— Через «Эталон»? Любопытно.

— Может быть, ты еще и не знаешь, что это такое? Ладно, расскажу. Как известно, Большой Компьютер Корпуса прослеживает состояние понедельников контролируемого вектора, сравнивая их с состояниями в особой эталонной реальности, после чего, интерполируя положения изменений вектора, выдает указания сектору коррекции. Изменив состояние эталона, описывающего некий ключевой момент истории Корпуса, ты таким образом заставил БК заслать корректоров в основной вектор и в результате Корпус уничтожил сам себя. Далее все происходит быстро и красиво: Корпус рассыпается в пыль, вектор дробится, ты победил, справедливость торжествует, благодарные потомки и так далее и тому подобное.

Так все было?

— Очень неплохо, — оценил задумку Вячеслав-прим. — Для писателя твоего уровня — очень неплохо. Ну допустим, я все это проделал. А что дальше?

«Вот теперь будь внимателен, — сказал себе Красев. — Сейчас он дрогнет».

— Но ты допустил ошибку, Слава. Незначительную на первый взгляд и, к счастью ли, к несчастью, вполне поправимую. Все зависит от того, как скоро ты постараешься ошибку эту исправить.

— Ты меня, признаться, заинтриговал. Что же это за ошибка?

— Ты ведь знаешь, что Корпус — это замкнутое на себя кольцо времени. Лишь поэтому ему удавалось так долго сохранять стабильность. А с этими кольцами всегда одно и то же: пытаешься их разорвать, ошибешься на секунду или микрон, упустишь из виду неприметное звено, и смотришь, а оно уже восстановилось, регенерировало.

— Не понимаю, — медленно произнес двойник. — Что ты хочешь этим сказать?

«Вот ты почти себя и выдал, — устало подумал Вячеслав. — Купился на элементарный блеф. И теперь я тебя дожму. Но без спешки, разговор нам предстоит еще долгий».

— Я хочу сказать, что ты упустил важное звено — ты упустил основателя Корпуса…

Пауза.

— Это невозможно, — произнес Вячеслав-прим наконец. — Основателем Корпуса был Сталин. Я забросил его… — он остановился, внимательно посмотрел на Красева, улыбнулся. — Поймал меня, да? Молодец! Хотя не будем исключать и возможности того, что я действительно ошибся. Тогда, выходит, ты решил мне помочь? Но почему, при твоей-то щепетильности?.. Хотя ладно, так ты скажешь мне имя основателя Корпуса?

— Тебе понравилось убивать?

Двойник поморщился.

— Запомни, дорогой мой тезка, — он выделил, пародируя, обращение, — за свою жизнь, в отличие от любимых тобою лейтенантов Корпуса, я не убил ни единого человека. Но зарекаться не буду. Если меня вынудят, то… сам понимаешь.

— И ты думаешь, после сказанного, я буду тебе помогать? — искренне удивился Красев.

В ответ Вячеслав-прим спокойно пожал плечами.

— Но ведь и мешать не будешь, а выследить мерзавца я сумею сам… — и пока Красев соображал, что бы это значило, его двойник откинулся в кресле и, глядя своей копии в глаза, отчетливо произнес:

— Крибле-крабле-бумс!..

Опора под Вячеславом вдруг исчезла, пропал пол, мир провалился куда-то в одно мгновение, и Красев полетел вниз, в темноту, успев услышать слабый отчаянный возглас Нормали. Красева потащило по темному туннелю, бросая от стены к стене, переворачивая в полете. Он закричал, вызывая Нормаль, но не получил ответа. А потом все вокруг заполнил белый ослепительный свет…

11 сентября 1967 года (год Овцы)

КОЗАП — сектор «База данных»

В Корпусе к Максиму относились с плохо скрываемым пренебрежением. Не улучшило положение и то, что Максиму было присвоено звание лейтенанта Корпуса, выдана новенькая с иголочки форма (которая ему, кстати, понравилась, вполне отвечая его представлениям о том, как должна выглядеть и сидеть современная офицерская форма), а также — маленький пластиковый квадратик, перечеркнутый по одной из диагоналей тремя красными линиями, высший приоритет допуска, подтвержденный самим Главнокомандующим Корпуса.

Максима легко определяли по акценту: в КОЗАПе выработался свой особый выговор; легко определяли по тому, с каким веселым любопытством он оглядывался вокруг, никак не мог привыкнуть к необычному интерьеру; определяли по его вопросам невпопад и по незнанию элементарных вещей, а главное — по неумению держаться с тем достоинством и осознанием собственной нужности общему делу, с каким привыкли держаться все солдаты Корпуса: от рядового до генерала. Сам же характер пренебрежения объяснялся элементарно тем, что в Корпусе прекрасно знали: если человек взят из Времени, значит, он не принадлежит к Великой Эпохе, которую Корпус призван был защищать от посягательств (подобные изъятия были запрещены, иначе само существование КОЗАПа теряло смысл). А раз этот посторонний, этот иждивенец, даже и наделенный столь высокими полномочиями, прибыл из какого-то другого времени (а любое другое время априори означает деградацию, забвение идеалов Октября), следовательно, и особо считаться с ним, отпрыском враждебных и призрачных столетий, не стоит.

Разумом Максим соглашался с подобным положением вещей: нигде не любят перебежчиков, но порой ему было горько от ощущения полного своего одиночества среди, казалось бы, единомышленников и потенциально настоящих друзей. Максим следил за собой, одергивал себя: «В конце концов, ты действительно чужой здесь. И ты иждивенец, отдыхаешь здесь, как на курорте: любая жратва, любые развлечения — все бесплатно. А они каждый день рискуют, жгут нервы; они — герои, а ты — маленький перебежчик и сибарит. За что тебя уважать?».

Однако самоуничижением Максим занимался совершенно напрасно. От самого его присутствия здесь зависело существование Корпуса в целом, но он пока этого не понимал. Знание и понимание пришли позже.

Одиночество Максима в Корпусе усугублялось еще и тем, что ему пришлось расстаться со своим новым другом, полковником Игорем Валентиновичем.

«Я ухожу, — заявил как-то полковник. Теперь ты вполне самостоятелен. А у меня еще много дел».

«Когда вы вернетесь?» — спросил Максим, застигнутый этим сообщением врасплох.

«Скорее всего, никогда», — ответил полковник после паузы.

Максим расстроился. Совершенно искренне. Он уже полагал, что нашел себе наконец собрата по духу, по идее, старшего товарища.

«Неужели мы никогда не встретимся? — робко спросил он. — Я рассчитывал лучше познакомиться с вами».

«Не расстраивайся, — сказал на это полковник. — Наше знакомство еще только начинается».

Так они разошлись. Так они встретились…

В повседневные обязанности Максима входило усвоение информации. Не обучение, а именно усвоение. Каждое утро в десять ноль-ноль по биологическому времени Корпуса он, миновав со своей карточкой ОСОБЫХ ПОЛНОМОЧИЙ четыре (!) контрольно-пропускных пункта, оборудованных сложнейшей аппаратурой для идентификации, проходил в небольшую и совершенно изолированную комнату. Здесь стояло одно-единственное кресло, на подлокотнике которого имелось специальное крепление для шлема. Максим садился в кресло, надевал шлем, нажимал кнопку и отправлялся в очередное путешествие. На встроенные в шлем очки проецировалось трехмерное цветное изображение некоего искусственного пространства, представляющего собой визуальное воплощение всего огромного массива информации, накопленного Большим Компьютером Корпуса. Нечуждый в своем векторе миру информационных технологий Максим знал, что называется подобная система «Базой данных в виртуальной реальности». Он помнил, конечно, что для России и в 1998 году эта технология была редкостной и необычайно дорогой диковиной. Но Корпус, чье влияние простиралось на целый вектор, не испытывал дефицита в технологиях будущего.