Война (сборник)

Константинов Андрей Дмитриевич

В общем, боевики приняли решение пойти на дальнейший контакт с «Власовым». Раскошеливаться на 10 тысяч долларов за сверхценные карты пришлось, конечно же, Доку Саламову. На встречу в Петропавловскую решено было послать бывшего аэропортового милиционера и Хамзата, поскольку он уже и так частично оказался «в теме»…

Между тем бои на подступах к Грозному продолжались. Боевики яростно сопротивлялись и искали «методом тыка» пути выхода из окруженного города. Заявления об обороне столицы Ичкерии «до последнего чеченца» уже никто не вспоминал. Мелкие группы боевиков вырывались в пригороды, попадали под удары федералов и откатывались назад…

…Поздним

вечером у последнего пустого дома станицы Петропавловской остановилась белая «копейка» с Хамзатом и родственником Доку Саламова. «Майор Власов» возник из темноты именно тогда, когда машина уже собралась было уезжать:

– Где брат?

– Будет тебе брат… Где карты?

– Карты спрятаны. Недалеко.

Возникла нехорошая пауза, которую нарушил Хамзат:

– Скажи домашний телефон брата. Я проверю, кто ты. Если ты – Власов, то получишь… восемь тысяч и пойдешь за картами… Если ты – шутник…

Власов спокойно назвал номер, который Хамзат тут же набрал по спутниковому телефону. Майор спокойно ждал – этот вариант был предусмотрен.

В далеком Нижнем Тагиле в доме офицера ФСБ зазвонил телефон. Когда там сняли трубку, Хамзат спросил почти без акцента:

– Ромка не нашелся, нет?

Жена эфэсбэшника ответила чуть растерянным голосом:

– Ой, подождите… Вы что-то знаете о Ромочке? Подождите!..

Хамзат молча отключился. Вроде все так, но… Во внешнем облике «майора» было все-таки что-то… непредательское… и нервничал он как-то не так…

Хамзат начал торговаться, уговаривать. Вывернул даже карманы – в знак чистых намерений, показал, что оружия нет – кроме ножа, но нож – это «национальный обычай»…

«Власов» кивал, но карты соглашался отдать только за брата или за «десятку». Посмотрев в глаза Хамзату, «майор» добавил:

– Я специально расписался за карты. Если я не вернусь, то… обстановка изменится. Она и так изменится, но дня через три… Предлагаю сейчас разойтись. Завтра встретимся здесь же. Вы будете с моим братом.

Хамзат понял, что решение надо принимать быстро. Насчет росписи – это вранье, кроки – это не сами карты, за них не расписываются. И за сутки пропавшего офицера никто не хватится… Кстати, несмотря на моросивший дождь, этот майор подошел к машине в почти сухом бушлате – стало быть, ждал в доме… Там, скорее всего, и спрятал кальки… Вот только насколько хорошо он их спрятал? Может быть, все же лучше спокойно отдать «десятку» и…

В этот момент со стороны федералов показались огни фар. Показались и исчезли, но этого мгновения хватило, чтобы у Хамзата сдали нервы. Увернуться от удара тем самым «национальным» ножом «Власов» не сумел – лезвие вошло в него. Увы, разведчик не был спецназером, он в недалеком прошлом с красным дипломом окончил Военный университет, когда-то называвшийся «Военным институтом иностранных языков Красной Армии»…

Боевики долго обшаривали дом, подсвечивая себе фонариками, и где-то лишь через минут сорок в полуразрушенном туалете они обнаружили мятый конверт с неразборчивым штемпелем и детским почерком на имя Власова Игоря Васильевича. В конверте находились три листа кальки с теми самыми кроками… Хамзат тут же отзвонился командованию, и белая «копейка» рванула в сторону Грозного…

За всем происходившим наблюдал в прибор ночного видения коллега «Власова» – из дома поодаль, тоже брошенного… Он видел, как упал «майор», как его собеседники обшаривали дом, как потом уехали в радостном возбуждении… Кажется, «Власов» был жив – он шевелился, вот – руку приподнял… Во всех других случаях коллега тут же пришел бы ему на помощь. Во всех других, но не в этом. За свиданием могли наблюдать и с той стороны, те, кто тут же сообщит, что к телу подходил неизвестный… Тогда – все было напрасно, тогда – кроки не сработают.

Когда машина уехала, наблюдатель послал условный сигнал, о котором немедленно доложили начальнику разведки. Сигнал означал, что операция проходит, но с осложнениями. «С осложнениями» – значит, ценой жизни офицера, игравшего роль предателя. Все, чем смог помочь не спавший уже третьи сутки начальник разведки, – это разбудить село стрельбой вокруг, по квадратам. Но суеты от стрельбы, на которую рассчитывали для организации скрытной эвакуации «Власова», вызвать не удалось – местные уже привыкли к канонаде и почти не реагировали на нее. Между тем «майор» был жив, но терял кровь, а вместе с ней – периодически – и сознание. Когда приходил в себя, пытался зажать рану рукой, но сил на то, чтобы встать, уже не хватало… Лишь когда начальнику разведки доложили, что боевики в Грозном стали необратимо собираться к «коридору», – наблюдатель получил команду действовать по обстоятельствам…

Склонившееся над ним небритое лицо коллеги «майор» уже не узнал, перед тем как в очередной раз потерять сознание, он лишь успел прошептать:

– Игорь Власов…

Минут через двадцать «майора» уже увозила медицинская «таблетка», которую через двенадцать километров встречал лично начальник разведки. Врачи обещали, что «Власов» выживет…

Тем временем в Черноречье, районе Грозного, смотрящем на Аргунское ущелье, сконцентрировалось до пяти тысяч боевиков во главе с Шамилем Басаевым, первым получившим кроки федеральной карты. Связь с Масхадовым оборвалась еще днем, сам он исчез задолго до возвращения посланных в Петропавловскую боевиков. Куда делся «верховный» – об этом не знал даже сам Басаев. А Масхадов просто не стал ждать – с двадцатью – тридцатью особо приближенными он ушел по «калитке-приманке» – той самой, которую утром проверял Хамзат. Не исключено, что Масхадов все же разгадал замысел федералов, но разгадал для себя лично… Ему удалось уйти. Федералам приходилось мириться с уходом десятков – чтобы выманить в чистое поле тысячи…

К Черноречью боевиков отжимала с севера огненная волна. Отряды боевиков стекались к этому пригороду даже без особых команд, просто по наитию ища хоть какое-то относительно безопасное место в том аду, который когда-то был городом Грозным… Боевики гибли в подвалах пятиэтажек, заваливаемые складывающимися бетонными конструкциями, и потому инстинктивно рвались в пригород, состоящий из маленьких частных домов, – здесь, по крайней мере, хоть не завалит кирпичной стеной… Это действительно был ад, Басаеву приходилось даже периодически расстреливать сошедших с ума…

Полученным крокам Шамиль Басаев, конечно, верил не полностью, но… Он все же надеялся, что федералы, предвкушая скорую победу, могут не заметить небольшую брешь в кольце… Для них ведь самое главное – взять Грозный и отчитаться перед Москвой… Они не понимают, что победа, как и поражение, – на Востоке всегда относительны. Русские, наверное, не помнят, что в XIX веке имам Шамиль, уже находясь в российском плену, требовал обращаться к себе «О победитель…».

…Тысячи муджахедов стали выходить из Грозного в сторону спасительного Аргунского ущелья ранним утром. Им в помощь спустился густой декабрьский туман. Обстрелы прекратились.