Война (сборник)
Шрифт:
И Числов, незаметно выдохнув, шагнул в маленькую, поражавшую неприкрытой бедностью, двухкомнатную хрущевскую квартиру…
…В общей сложности Сергей провел в гостях у Тамары Семеновны около часа. Узнав, что Числов обосновался в госпитале, Гончарова настоятельно упрашивала поселиться у нее, и Сергею потребовалось немало усилий, дабы деликатно отказаться от этого предложения. И душевно, и физически он даже помыслить не мог о том, чтобы снова возвратиться сюда и снова увидеть эти глаза – глаза женщины, потерявшей единственного сына. В этих глазах было всё – тоска, опустошённость, ощущение бессмысленности существования. И в то же самое время – в них не было ничего. Одна лишь бесконечная, космическая, черная пустота.
Тамара Семеновна рассказала, что, лишившись после приснопамятной разборки с бандитами работы, Толик ушел в глубинный запой. Пил страшно, по-черному, безжалостно спуская деньги, которые несколько лет откладывал на новый протез. Старый, «казенный», порядком износился, постоянно натирал, и, чтобы куда-то сходить, в конце концов, просто погулять, Толику приходилось мученически терпеть, преодолевая боль. К слову, в тот роковой день Гончаров как раз и поехал в военкомат – собирать справки для постановки на льготную очередь в институт Вредена. По привычке надел свою штопаную-перештопаную камуфляжку. И… не доехал. До военкомата. В вестибюле станции метро «Нарвская» до Гончарова докопались двое жлобов – бригадиров, крышующих нищенский бизнес калек, работающих под жертв горячих точек и самых немыслимых войн. Не разобравшись, приняли за конкурента и нарушителя конвенции. Слово за слово – завязался мордобой, в ходе которого Толика избили до потери сознания. Менты, как водится, объявились постфактум. Заморачиваться с беспомощным, избитым в кровь инвалидом – побрезговали. Просто вытащили на улицу и прислонили к ближайшему забору, оставив на попечение территориалов. Только: где те территориалы? Да и, положа руку на сердце, а оно им тоже – надо? В общем, пока сердобольные прохожие дозвонились до «Скорой», пока та подъехала… Выяснилось, что везти Толика надо уже не в больничку, а в морг. Вот так, в прямом смысле этого слова под забором, закончилась совсем недолгая и в общем-то совсем непутевая жизнь гвардии сержанта Гончарова…
…К дому Вити Крестовского Числов не опоздал – Филиппов ждал его на скамейке в детской песочнице. Офицеры обменялись рукопожатиями. Старлей угрюмо заглянул Числову в глаза и спросил негромко:
– Раньше случалось птицей Див работать?
– Кем?
– Есть такая птичка в славянской мифологии. Предвестник бед и несчастий, – хмуро пояснил старлей. – Никто не знает как она выглядит, потому что разные люди видят ее по-разному.
– А-а. Нет, не случалось.
– Тады держи. – Филиппов вздохнул, вынул из кармана плоскую бутылку водки и два маленьких металлических стаканчика. – Накати для профилактики.
– Спасибо. Но я с ранья… Не привык, короче…
– Понятно.
Старлей плеснул себе, выпил поморщившись и завинтил на бутылке пробку. И в этот момент Числов со всей отчетливостью и обреченностью осознал, что перенести безумный взгляд еще одной пары материнских глаз второй раз подряд он просто не в состоянии. Не сможет. Надломится. Не выдержит… Ну а самое главное – маме Вити Крестовского не нужен рассказ о последнем бое ее сына! По крайней мере сегодня, сейчас – уж точно не нужен. И уж тем более бессмысленно говорить ей о том, что тот бой чуть не стал последним и для него самого. Чуть было… но ведь не стал же. Маленькое отличие – размером в жизнь, и не в одну. Витя Крестовский погиб в Чечне, а его мать сейчас должна умереть на глазах Сергея и военкоматовского старлея Филиппова. И не они, и никто другой во всем мире уже не могли ничем помочь этой женщине… Не годится Числов на роль птицы Див. Ни сейчас, да и раньше не годился…
Совсем некстати вдруг вспомнилось, как месяца три назад, когда в ходе зачистки одного из чеченских сел Галанчежского района на фугасе подорвался его зёма из Новосибирска, неисправимый оптимист и балагур Сенька Разважев, Числов целую ночь строчил в палатке похоронно-покаянное письмо его бабушке. Сенькины родители погибли в автокатастрофе, когда парню не исполнилось и семи лет, так что растила и поднимала его бабка. Которая в молодости оттрубила всю Великую Отечественную связисткой, пройдя за четыре года от невеликого города Кролевец, что на Сумщине, до Будапешта… А вот ее внуку, до своего персонального Будапешта не хватило каких-то пары шажочков. «Так же как и Витьке Крестовскому», – неприятно резануло в мозгу у Числова, и чувство вины, уже в который раз за последние несколько суток, окатило горячей и липкой волной. Конечно, у Крестовского подходил дембель, теоретически его можно было бы и не брать на тот «выход». Ну а кого же тогда брать? У «стариков» на выживание шансов больше, чем у молодых… Хотя все это, конечно, теория. Как взвесить эти шансы? Как понять, где кому что выпадет?.. А то самое злосчастное письмо Сенькиной бабушке Числов тогда так и не написал. Промучился до рассвета, но слов ТАКИХ подыскать так и не сумел. А потому заявился с утра к канцеляристам и распорядился отправить в столицу Сибири сухую казенную депешу. Такую, где все четко, лаконично и черным по белому. С заранее проставленными точками над всеми «И». Вернее, над «Ё». Ибо все самое главное и самое судьбоносное в их жизни начиналось именно с этой буквы…
– Ну чего, пошли, что ли?
– Слышь, старлей! – сглотнув подступивший к горлу ком, хрипло сказал Сергей. – Ты это… Иди один, ладно? А я… я потом ей все скажу. На кладбище.
– Блин! Ты чё, капитан, глумишься надо мной? – рассердился Филиппов. – Да хрена ли ты?!. А вчера не мог сразу сказать? За свою тонкую душевную ориентацию?! Зачем мы тогда с тобой на два часа договаривались? Я бы уже давно, с утреца, по-быстрому смотался и сейчас бы уже сидел где-нить, бухал. За упокой души раба Божьего Виктора. А заодно и свою грешную отмачивал.
– Ну извини…
– Извини! – передразнил старлей и сердито развинтил пробку обратно. Сделал большой глоток. Выдохнул. – Ладно. Бог с тобой, золотая рыбка… Ступай. А я уж здесь сам… На кладбище-то точно придешь? Похороны послезавтра.
– Приду. Точно… И… спасибо тебе.
– Да что мне твое спасибо, – досадливо отмахнулся Филиппов и, не попрощавшись, поковылял к подъезду многоквартирного дома…
А Числов вышел на незнакомую улицу незнакомого города и медленно побрел куда-то, инстинктивно выруливая к центру. Питера он, конечно, не знал, но, как бы это сказать, не знал лишь вживую. А вообще-то, он много читал – и об этом городе, и о разных вымышленных и настоящих историях, которые в нем происходили…
В этом смысле в «багаже» Сергея были несколько городов, которые не представлялись ему такими уж чужими: Рим например, Париж или Лондон. Числов, вообще-то, даже и не мечтал побывать там, но почему-то был уверен, что если бы занесла судьба – не заблудился бы. Слишком много ассоциаций из литературы детства, из хороших книг, которые уходят не только в память, но и в подсознание. Вот так и с Петербургом – вроде бы чужой город, а чем ближе к центру – тем больше инстинктивных узнаваний.
Вот – Нева. А за Невой – Летний сад со знаменитой решеткой. А дальше – Михайловский, или Инженерный, замок, где убили Павла I, убили люто, шумно, трусливо… А вот Фонтанка – по ней можно выйти на Невский вроде бы… Если верить Окуджаве, по Фонтанке раньше любили гулять юнкера… Красивый город…
Числов шел как по огромному музею, вот только наслаждаться всей этой необыкновенной, странно-холодной красотой мешал так и не разжимающийся комок в груди. Он как сжался там – в квартире Ольги Валерьевны, так и… «Анестезия, мне срочно требуется анестезия!» – решил Числов. Он остановился, достал из кармана бушлата потрепанный бумажник, прошелестел там убогими купюрами. Нет, конечно, на стакан в каком-нибудь скромненьком заведении хватит, но… Есть минусы. Во-первых – пить в одиночку. Бывало и такое. Ничего смертельного, но и радости немного. Во-вторых – со стаканом во лбу уже куда-то в приличное место не пойдешь. А у Сергея мелькали мысли насчет Эрмитажа или, скажем, Русского музея. При других бы обстоятельствах и настроениях – он бы и раздумывать не стал, но сейчас… Все-таки очень сильно жало в груди…
В таких вот сомнениях и размышлениях добрел капитан Числов по Фонтанке до Невского проспекта – там на углу как раз аптека располагается. У этой аптеки Сергей вытащил из кармана записную книжечку и с сомнением листнул её. Собственно говоря, в книжке оставался еще только один питерский телефон, если не считать номеров солдатиков из роты, которые просили позвонить при случае родителям и передать, что все в порядке. Но эти – не в счет. А тут был номер мобилы от бывшего однокурсника Сашки Дылева, вроде как бы осевшего в Питере, «зацепившегося» здесь как-то, и вроде даже не хило. Штука была даже не только в том, что никаким уж суперблизким корешем Дылев Числову не был, хотя и «Рязань» вместе прошли, и в Чечне пересекались – хоть и в разных батальонах служили…