Война старика
Шрифт:
Доктор Расселл повернул свой компьютер. На экране появилось изображение моих гениталий, раскрашенное в неестественно контрастные цвета. Впервые в жизни я увидел собственные причиндалы прямо у себя перед носом.
– Вот, – сказал он, указывая на темное пятно на левом яичке, – ярко выраженное уплотнение. Довольно большой узел, между прочим. Так вот, это рак.
Я впился взглядом в словоохотливого медика.
– Вы знаете, доктор Расселл, большинство врачей изыскали бы более тактичный способ сообщить такую новость.
– Прошу прощения, мистер Перри, – жизнерадостно откликнулся
– Только в том случае, если у вас никогда не было яиц, – прорычал я.
– Это скорее психологическая проблема, – возразил доктор Расселл. – Но как бы там ни было, я не хочу, чтобы вы здесь и сейчас тревожились на этот счет. Через несколько дней вы пройдете всестороннюю физическую перестройку, и тогда мы разберемся с вашим яичком. Ну а пока что у вас не должно быть никаких проблем. Рак полностью локализован. Он не распространился ни на лимфатические узлы, ни тем более на легкие. Можно смело сказать, что вы в полном порядке.
– Но все-таки яйцо у меня останется или я останусь без него? – спросил я, даже не обратив внимания на каламбур.
Доктор Расселл улыбнулся.
– Я думаю, вам можно за него не беспокоиться, – сказал он. – Подозреваю, что возможность лишиться яичка некоторое время будет занимать далеко не первое место среди ваших проблем. Я повторяю, если не считать рака, который сейчас совершенно не опасен, вы находитесь в наилучшей форме, доступной для любого мужчины вашего физического возраста. Это хорошая новость: нам пока что не придется подвергать вас никаким дополнительным процедурам.
– А что вы сделали бы, если бы нашли что-нибудь действительно нехорошее? – спросил я. – Ну, скажем, если бы рак оказался смертельным?
– «Смертельный» – это не очень точный термин, мистер Перри, – ответил доктор Расселл. – В конечном счете финал каждой жизни – смерть. В случае выявления запущенного заболевания на угрожающей стадии мы принимаем определенные меры, чтобы привести людей в стабильное состояние, в котором они наверняка проживут несколько следующих дней. Случай с вашим несчастным соседом мистером Диком не так уж необычен. У нас время от времени попадаются новобранцы, которые добираются сюда только для того, чтобы умереть как раз перед тем, как избавиться от своей болезни. Никому из нас это не идет на пользу.
Доктор Расселл быстро пролистал какой-то текст на экране ЭЗК.
– Что касается случая с мистером Диком, умершим от острой сердечной недостаточности, мы, по всей вероятности, должны были бы очистить его артерии от склеротических бляшек и укрепить стенки сосудов, чтобы предотвратить разрывы. Такова наша обычная практика. Семидесятипятилетним артериям в большинстве случаев не вредно получить некоторую поддержку. В вашем случае, если бы вы имели запущенный, опасный для жизни рак, мы резецировали бы опухоль до такого состояния, при котором она не представляла бы непосредственной опасности
– Но почему бы вам просто не вылечить его? – не отступал я. – Если вы можете «укрепить» затронутые места, то я нисколько не сомневаюсь, что вам не составит труда полностью избавить меня от этого рака.
– Мы, конечно, можем, но в этом нет никакой необходимости, – терпеливо объяснил доктор Расселл. – Через несколько дней вам предстоит практически всесторонняя перестройка. Мы должны всего лишь помочь вам дожить до нее.
– А что все-таки означает эта ваша «всесторонняя перестройка»? – продолжал допытываться я.
– Она означает, что, когда она будет совершена, вы будете удивляться, с какой это стати вас могло волновать какое-то жалкое раковое пятнышко на яичке, – непонятно объяснил доктор. – Это я вам обещаю. А теперь нам осталось сделать всего лишь одну вещь. Приподнимите голову, пожалуйста.
Я повиновался. Доктор Расселл наклонился и надвинул пугавшую меня чашу, прикрепленную к механической руке, мне на голову.
– В течение следующих нескольких дней для нас будет важно получать четкую картину вашей мозговой деятельности, – сказал он, отступая назад. – Чтобы обеспечить это, я сейчас внедрю в ваш череп множество датчиков.
Говоря это, он водил пальцами по своему экрану, который опять отвернул от меня. Я же наблюдал за его действиями с нарастающим недоверием. С негромким чавкающим звуком чаша прижалась вплотную к моему черепу.
– Как вы это сделаете? – спросил я.
– Ну… Прямо сейчас вы, вероятно, чувствуете своим скальпом и в районе основания черепа легкую щекотку. Это происходит позиционирование инжекторов. Они похожи на небольшие иглы для инъекций, и через них будут вводиться датчики. Сами датчики очень малы, зато их много. Приблизительно тысяч двадцать, чуть больше или чуть меньше. Не волнуйтесь, они самостерилизующиеся.
– А это будет больно?
– Не так чтобы… – произнес доктор и ткнул одним пальцем в экран своей ЭЗК.
Двадцать тысяч микродатчиков врубились в мой череп. Вероятно, точно такую же боль я почувствовал бы от одновременных ударов по голове обухами четырех топоров.
– Будьте вы прокляты!
Я попытался схватиться за голову, но мои руки уперлись в дверцу саркофага.
– Сукин сын, – заорал я. – Вы же сказали, что больно не будет!
– Я сказал: «Не так чтобы очень», – поправил меня доктор Расселл.
– По сравнению с чем? С тем, что бывает, когда на голову наступит слон?
– Не так, как бывает, пока датчики соединяются друг с другом, – соизволил ответить доктор Расселл. – Зато есть и приятная для вас новость: как только они соединятся, боль прекратится. А теперь потерпите. Это займет примерно минуту.
Он снова склонился к ЭЗК. Мой череп начали буравить самое меньшее восемьдесят тысяч иголок.
Еще никогда в жизни мне так не хотелось избить своего врача.
– Не знаю, не знаю, – задумчиво произнес Гарри. – Лично мне кажется, что это интересное мнение.