Война - судья жестокий
Шрифт:
Новая смена прошла неподалеку, и я подумал: ребятам следовало бы осмотреть кусты. Вдруг там таится опасность?.. Беспечность у нас в крови, расчет на вечное русское «авось». Она нередко подводит федералов, о чем свидетельствуют сотни случаев, когда по халатности и неосторожности гибнут люди.
Время тянулось медленно. Стало смеркаться. От гор поползли быстро удлиняющиеся тени, накрыв вокруг все пространство. Фигура рослого десантника, сменившего Арончика, стала расплываться. Хранилище из поля зрения исчезло. Похоже, оставаться на импровизированном
Низко над горами повисли звезды, затем вынырнул широкий серп луны, отчего стало чуть светлее. В бинокль опять можно было рассмотреть очертания склада и часового, бодро вышагивавшего вдоль стены хранилища. Я подумал: «Поскольку меня долго нет в роте, Сом может посчитать, что рядовой Иванцов находится в самоволке». Но тут же отверг эту чепуху. Куда здесь идти? И хотел бы сгулять к девчатам, так где их найдешь? В ближайшем чеченском селении ночью вместо жарких любовных объятий скорее получишь пулю. Вот если бы податься к Надин… Но с тех пор, как ротного ранили, я не считал возможным с ней встречаться. Это было бы не по-мужски, настоящей подлостью, которой не может быть оправдания.
Ночь окончательно вступила в свои права. Давно прекратился гул моторов в автопарке. Затих палаточный городок. Глаза мои тоже стали слипаться, беззвучие убаюкивало, а легкий ветерок, долетавший с гор и гасивший дневную жару, приятно гладил кожу.
Долго ли продолжалось забытье, не знаю. Разбудил невнятный шумок. Звуки явно доносились со стороны хранилища. В бинокль я уловил неясные, быстро перемещающиеся тени. Почему же часовой не поднял тревогу? Может, свои? И кто привел их — начкар или разводящий?
Вдруг до меня донеслась гортанная речь. Метрах в пятидесяти, перекликаясь на ходу отрывистыми фразами, бежали несколько человек. Они несли на плечах что-то тяжелое. Ящики с оружием?.. Сомнений не оставалось. Часового, вероятно, сняли.
Я схватил лежащий рядом автомат, поймал в прицел мечущиеся возле хранилища фигуры и дал длинную очередь.
Первый серьезный разговор в то злосчастное утро состоялся с комбатом. Как только закончился переполох в полку по поводу вылазки боевиков, он пожелал немедленно видеть разгильдяя Иванцова, виновника происшествия, неизвестно почему оказавшегося возле оружейных складов в самое неподходящее время. Конечно, поднятая мною тревога помогла быстро локализовать бандитов. Они успели прихватить лишь малую толику ящиков, а могли выгрести все. Таким образом, я оказался вроде бы даже героем. Тем более что и часовой остался жив благодаря мне. Его только ранили, а добить не успели.
Отыскали меня не сразу. Как инициатор отпора бандитам, я посчитал своим долгом принять участие в преследовании, пока боевики не скрылись в «зеленке». Тут меня нашел посыльный комбата и доставил пред его светлые очи, оказавшиеся, правда, не совсем безмятежными. Из-под низко надвинутой на лоб фуражки Горобец буравил меня глазами, и взгляд этот не предвещал ничего хорошего.
В
Сказать правду я не мог. Соврать комбату тоже нельзя, не тот ранг. В конце концов подполковнику все равно станет известна истина. Ее, как шило, в мешке не утаишь, и тогда достанется на полную катушку. Поэтому предпочел сразу заявить:
— Прошу прощения, товарищ подполковник, ответить честно не могу. Информация относится к тайне следствия, разглашать которую категорически запрещено… Вы же сами направили меня в распоряжение следователя. Вот я и исполняю его приказ держать язык за зубами.
Горобец тяжело опустился на заскрипевший под ним раскладной стул. Фигура у него массивная, но когда он прыгал с парашютом, ребята удивлялись тому, как легко комбат приземляется. В то время как солдаты плюхались тюками и раскрытый купол волок их за собой, подполковник пружинисто опускался на ноги и стремительными ловкими движениями рук гасил парашют.
— Может, ты прав, Иванцов, — неожиданно сказал Горобец, потирая подбородок. — То, что известно двоим, не положено знать третьему. Но все же, боец, тебе следовало больше доверять своему старшему командиру в такой сложной ситуации. Неужели думаешь, я бы не смог тебя понять?..
Наша беседа была прервана неожиданно. Откинув полог, в штабную палатку вошел дежурный по полку.
— Вас, товарищ подполковник, срочно вызывает командир полка. Иванцова тоже, — кивнул офицер в мою сторону.
Импровизированный кабинет Гривцова представлял собой отгороженный брезентом угол большой квадратной палатки. Посреди возвышался наспех сбитый из досок колченогий стол в окружении табуреток. У стены стоял шкаф, к которому приткнули топчан, где командир полка коротал тревожные ночи.
Полковник сидел на единственном стуле, опершись локтями о стол. На удлиненном лице его самыми примечательными были глаза — большие, ярко-синие с ироничным прищуром. В них не было сейчас ожидаемой строгости.
— Присаживайтесь, товарищи, — довольно любезно предложил Гривцов. Голос был негромким, но каждое слово слышалось отчетливо. — В ногах, говорят, правды нет… Так вот, значит, какой ты, рядовой Иванцов? Что ж, молодец! Действовал хоть и самовольно, но вполне грамотно и смело. От лица службы объявляю благодарность!
— Служу России! — подскочил я.
— Сиди, сиди, — добродушно усмехнулся Гривцов. — А теперь давай разберемся, что все-таки произошло…
Разговор, как и у комбата, начался все с того же вопроса о моих ночных похождениях. Задав его, Гривцов терпеливо ждал ответа. Тут уж, помятуя, что даже Шелест периодически докладывал командиру полка о ходе расследования, я не стал ничего скрывать.
Офицеры слушали молча. Потом Гривцов уточнил, точно ли обнаружено пригодное к употреблению оружие там, где должно было находиться отбракованное. Места складирования случайно не перепутали?