Война: ускоренная жизнь
Шрифт:
Работали очень тяжело. Никаких стиральных машин и в помине не было. Ручками. Все женскими ручками. Вот мы приходим, дают нам одну какую-нибудь хату или землянку. Мы стираем там белье, прежде чем сушить, пропитываем его специальным мылом «К», для того чтобы не было вшей. Был дуст, но дуст не помогал, пользовались мылом «К», очень вонючее, запах ужасный. Там, в этом помещении, где стираем, мы и сушим это белье, и тут же спим. Давали нам двадцать-двадцать пять граммов мыла — на одного солдата постирать белье. А оно черное, как земля. И у многих девушек от стирки, от тяжестей,
«Вас все равно поубивают…»
И все же, несмотря на все труды тыла и женщин в банно-прачечных отрядах, обмундирования на передовой зачастую не хватало. Причиной этому были и военные обстоятельства, и по сегодняшний день свойственная нам неорганизованность, а зачастую попросту безразличие окопавшихся в тылу интендантов к бедам сермяжного пехотного Вани. Таких тогда называли тыловыми крысами.
Вот два свидетельства бойцов 2-й ударной армии генерала Власова, побывавших в окружении в Мясном Бору.
С.П. Пантелеев, боец 50-го разведбата 92-й стрелковой дивизии:
«Морозы донимали: уже в декабре (1941 года. — Авт.) за тридцать перевалило. А мы в пилотках. Зимнего ничего так и не выдали. Шинель с убитого снимешь, обрежешь вроде безрукавки — потеплей малость. А уши, ноги, понятно, обмораживали. И признаться нельзя: за обморожение — расстрел! Нарочно обморозился, чтоб дезертировать, — вот и весь сказ.
Как-то послали в деревню разведать, есть ли немцы. Немцев в деревне не оказалось, а мне здорово повезло: у местного старика валенки купил. За валенки все деньги, что в сумке были, отдал. Старик еще гусиного сала дал — я уши и пальцы намазал».
А.С. Добров, комбат 830-го артиллерийского полка 305-й стрелковой дивизии, июнь 1942 года:
«Поляна усеяна трупами наших бойцов. Зрелище страшное. Наш старшина отряда (потом сбежал) подошел к трупу лейтенанта, на нем очень хорошая шинель. Берет шинель, мясо от костей отделяется, и на земле остается один скелет да кишащая масса червей. Старшина встряхнул эту шинель пару раз, скинул с себя лохмотья, бывшие когда-то курткой, и надел шинель. С другого командира снял сапоги — на земле осталась голая белая кость. Черви кишели в сапоге, встряхнул их, сорвал пучок травы и малость протер им внутри. Свой ошметок с ноги сбросил, накрутил тряпку на ногу вместо портянки и обулся в этот сапог. Также поступил и с другим сапогом. Встал и, как ни в чем не бывало, зашагал. Всякое нам приходилось видеть, но такое — впервые. И знаете, даже нас, бывалых, покоробило».
Довольно часто из-за отсутствия нашего красноармейцам и командирам-окопникам приходилось использовать трофейное обмундирование и обувь (немцы, кстати сказать, нередко делали точно так же).
«Мы передвигались со связью в передовых рядах пехоты, — вспоминал бывший командир взвода из 382-й стрелковой дивизии И.Д. Никонов. — Раз послал я Гончарука в тыл полка взять один аппарат вместо поврежденного. Ждем, ждем, а его все нет. Вдруг звонок. Запрашивает заградотряд: «У вас боец Гончарук есть?». Говорю: «Есть».
— Где он сейчас?
— Послан за аппаратом.
— Почему в немецкой шинели?
— Свою сжег, снял с убитого немца, пока другой не достанет.
Через некоторое время идет Гончарук, ругается: «Вот тыловые крысы, своих ловят!».
Михаил Сукнев, командир стрелкового батальона, Волховский фронт:
«С середины января по июль 1942 года батальон не мылся в бане. Не менял белье. Я обносился вконец. Сапоги носил немецкие с широченными голенищами. Белье — из черного шелка, даже паразиты скатывались, и мы были относительно чистыми.
С тыловиками случались у меня крутые разговоры. Обносились мы, как я уже сказал, до того, что с трупов немцев снимали сапоги. Вот до чего довели нас свои снабженцы! Прихожу к ним:
— Дадите обмундирование?
— Да вас все равно поубивают там.
— Сейчас же чтобы было! Иначе взлетите на воздух. Гранату брошу, я успею уйти, но вы уже тут останетесь! — кричу я.
— Сейчас, сейчас! Пиши, Костя, одеть первый батальон!».
Резюме всему вышесказанному можно, пожалуй, прочесть в книге под названием «В смертельном бою», автор которой офицер 132-й пехотной дивизии вермахта Готтлиб Бидерман воевал на русском фронте без малого четыре года:
«Русский солдат проявил себя крайне трудным противником, который, если правильно мотивирован, может вынести самые тяжелые условия. Стандартная летняя форма состояла из просторной цвета хаки гимнастерки и брюк, сшитых из легкого материала. Зимой использовался плотный шерстяной стеганый материал, который обеспечивал великолепную теплоизоляцию в холодном климате. Плотную шинель русские солдаты носили с собой в любое время года, используя ее и как одеяло, и как форму в зависимости от ситуации.
Русскому солдату выдавались сапоги на несколько размеров больше, чем его нога, поэтому он мог в суровые зимние месяцы набить их соломой или бумагой. Это служило эффективной и практичной защитой от изнурительных морозов, из-за которых погибло так много наших солдат. В последние месяцы войны войска Красной армии часто экипировались большими валенками, которые обладали отличной изоляцией. К сожалению, наши сапоги выдавались точно по размеру, и на Крымском фронте мы считали себя счастливчиками, что пострадали от суровой зимы куда меньше, чем дивизии на северных участках фронта.
Вермахт и Красная армия, вцепившись друг в друга, почти четыре года вели смертельную схватку, и за это время разница между двумя армиями, столь явная вначале, стала постепенно исчезать. Немецкий солдат тоже научился искусству импровизации и из необходимости жил в основном за счет земли, так как система снабжения медленно рушилась. Из практических соображений и, порой, необходимости даже формою противники стали походить друг на друга; то же можно сказать и об оружии и тактике ведения боя. В конечном счете наши окопники легче стали отождествлять себя с врагом, с которым вели жестокий бой, чем с лощеной и утонченной армией, которую они давным-давно знали в Германии».