Война ведьмы
Шрифт:
Могвид подошел к креслу рядом с креслом Мамы Фриды и сел со снисходительной улыбкой на лице.
— Ты почувствовала Мерика с улицы? — спросил он. — Или даже в лавочке внизу?
Брови Мишель сошлись на переносице. Слова оборотня доказывали, что они хорошо продумали ситуацию. Она не почувствовала даже признака уникальной воздушной магии Мерика до тех пор, пока не открылась дверь комнаты.
— Как?.. Я должна была бы суметь… — Мишель повернулась к Маме Фриде.
Старая целительница улыбнулась ей:
— Ты многого не знаешь, юная госпожа. В моих родных
Мишель осмотрела промасленные доски стен. Она попыталась нащупать что-либо за пределами комнаты — и ей это не удалось. Как будто за этими стенами ничего не существовало.
— Так вот почему я никогда не чувствовала присутствие Мамы Фриды, когда приезжала в город, — пробормотала она. — А вы сумели уйти от очерняющего присутствия иллгарда. Вы нашли безопасное убежище.
Мама Фрида фыркнула:
— В Порт Роуле не бывает безопасных убежищ. Болотный Город их не потерпит. Но это — мой дом.
Мишель насторожилась. Каждая минута, проведенная рядом с этой женщиной, похоже, приносила с собой новые открытия — и Мишель это не нравилось! Она как будто сражалась, стоя на зыбучем песке, и меч Мамы Фриды был длиннее.
— С вашей стороны было очень великодушно предоставить ваш дом моим друзьям. Но…
Мама Фрида закончила ее мысль:
— Но великодушие в Порт Роуле всегда имеет свою цену.
Лицо Мишель окаменело.
Мама Фрида глубже уселась в кресле и указала на кресло, оставшееся свободным.
— Если мрак на твоем лице станет еще гуще, мне понадобится фонарь, чтобы увидеть его. Сядь… Сядь.
Мишель садиться отказалась и заговорила прямо:
— Хватит глупостей. Говори прямо. Ты не можешь видеть мое лицо. У тебя нет глаз.
— Что мне глаза? Я вижу капельку засохшей грязи у тебя на щеке и несколько соломинок, запутавшихся у тебя в волосах над левым ухом.
Мишель стерла грязь с лица, вытащила солому из волос.
— Как?
Мама Фрида потрепала золотистую гриву своего зверька и пощекотала его за ухом. Тамринк отмахнулся от дразнящих пальцев, потом уселся у нее на коленях и принялся сосать палец ноги. Все это время глаза тамринка не отрывались от лица Мишель.
— Тамринки, — начала Мама Фрида, — умеют не только воспроизводить звуки, но и обладают многими другими уникальными способностями. В наших джунглях они кочуют большими группами — едиными семьями. Они растут в такой тесной связи друг с другом, что каждый становится частью целого. Что слышит один тамринк, слышат все. Что видит один тамринк, видят все. В определенном смысле слова стая становится одним существом, всевидящим и всеслышащим.
— Они связаны ощущениями? — спросила потрясенная Мишель. Она читала о таких способностях в книгах, хранившихся в Сестринстве.
Мама Фрида не ответила на вопрос Мишель.
— Я родилась без глаз, и мое племя сочло такое уродство дурным знаком. Чтобы ублажить богов, меня сразу после рождения отнесли в джунгли и оставили умирать.
Должно быть, старуха заметила выражение ужаса на лице Мишель.
— Не беспокойся, дитя, — сказала Мама Фрида. — Я мало что помню с тех времен. Мое первое настоящее воспоминание — полет среди ветвей, увиденный глазами огромной самки тамринка. Она качалась на лианах, с любопытством разглядывая плачущее голое существо около своего гнезда.
— Вас?
Она кивнула.
— Ее стая взяла меня к себе и стала выращивать. Со временем у меня развилась еще более тесная связь с тамринками, и я стала видеть глазами всей стаи.
— И эти существа действительно вырастили вас?
Мама Фрида в ответ на такую нелепую мысль рассмеялась.
— Нет, я думаю, что пробыла у них не больше одной луны. Однажды один из охотников моего племени нашел меня около гнезда тамринков и обнаружил, что я еще жива. Меня снова приняли в племя, мне стали поклоняться. Считалось, что сами боги джунглей отметили меня и сохранили мне жизнь. Так что я выросла среди своего народа, но моя связь с тамринками не прерывалась никогда. Со временем я стала одной из самых искусных целительниц Ирендля. — Мама Фрида отвернулась и заговорила тише. — Но однажды на нашу деревню напали работорговцы. Я думаю, их привлекли слухи о слепой женщине, которая может видеть. Меня украли вместе с младенцем-тамринком, которого я растила.
— С Тикалом?
— Да. В течение трех зим нас везли на север, останавливаясь в прибрежных городах и портах, где мой талант показывали за деньги.
— Но как же вам удалось бежать? — Все знали, что работорговцы отлично стерегут свой товар.
Мама Фрида обернулась к Мишель и сказала с яростью в голосе:
— Некоторые истории лучше забыть и навеки запереть в своем сердце.
Мишель поняла старуху. В ее собственной жизни тоже были такие моменты, о которых она не хотела ни говорить, ни слышать.
— И в конце концов вы оказались в Порт Роуле. Но причем тут мои друзья? Почему вы приняли их к себе?
— Как я уже сказала, в Порт Роуле великодушие всегда имеет свою цену.
— Что вы хотите? У меня есть серебро, есть даже золотая монета.
— Нет.
— Тогда что же?
— Я прошу тебя: когда твой товарищ достаточно окрепнет и сможет путешествовать дальше, возьмите меня с собой.
Мишель замерла. Эту цену она платить не хотела.
— Почему? Почему вы хотите поехать с нами?
— Я хочу увидеть эту вашу ведьму. Ту молодую девушку, Елену.
Мишель отступила на шаг. Она уставилась на своих товарищей, ища среди них предателя, ища того, кто слишком распустил язык.
Толчук выпрямился.
— Мы сказать ни слова, — пробормотал он.
Могвид просто сидел в кресле, изумленно вытаращив глаза. Когда Мишель обернулась к нему, с его губ сорвался только тихий писк отрицания.
Мама Фрида сердито сказала Мишель:
— Оставь их в покое. Никто из них не болтал лишнего и не предал твоего доверия.