Война ведьмы
Шрифт:
— Его железный оберег, — ответил раздражающе знакомый голос. — Талисман обладает силой открыть путь. Что же до выживания на этом пути, то опять же, его защищает магия Кровавого Дневника.
Продолжая просыпаться, спящий разум начал замечать еще кое-что кроме запахов и мурашек на коже. Он смог сосредоточиться на более важных вещах. Кто эти остальные? Он поднял руку, чтобы прикоснуться к лицу, и провел кончиком пальца по губам. Кто я?
— Забудь этот новый план. Нам нужно
— Нет, — ответил второй — молодой голос, полный юной силы.
— Почему? Какая разница? Ведьма все равно придет. Она будет считать его мертвым. Почему бы не реализовать это предположение?
— Придет ли дитя или нет, мое решение от этого не зависит.
— Но Елена должна быть…
Голоса и комната вокруг него погасли. В его сознании, словно факел, засияло одно-единственное слово: Елена. Это слово сменилось образом: пронзительно-зеленые глаза, мягкие линии щек и шеи, волосы цвета огненного заката. За этим воспоминанием начали возвращаться остальные.
Сначала — просто ручеек образов: железная рука, поднятая перед черной скульптурой… Разрыв реальности, когда камень статуи стал озером черных энергий… Его бьющееся тело, подхваченное и затянутое бешеным течением в черную глотку озера… Затем… Затем… темнота, такая глубокая и древняя, что для того, чтобы описать ее, не было слов.
Он стал бороться с этим воспоминанием, отталкивая его.
Когда ему это удалось, потоком хлынули другие воспоминания — река старых лиц и старых историй. Воспоминания пяти столетий быстро заполнили зияющую пустоту в его сознании.
Матерь Верховная, что же он наделал?
Эррил ахнул, когда к нему вернулась возможность мыслить. Его обнаженную кожу жгли гнев и боль. Он попытался сесть.
— Елена… — пробормотал он, прося у нее прощения.
С двух сторон появились две фигуры.
Он хорошо знал старшего — с лицом, разрушенным временем, и глазами, затуманенными сотнями прожитых зим.
— Грешюм.
Старый темный маг насмешливо поклонился и поднял обрубленное правое запястье в грубом салюте.
— Так, я вижу, твой разум тоже наконец просыпается.
Эррил не ответил ему и обернулся к другому человеку. Темный маг был сутул и скрючен, но второй — высок, строен и широкоплеч. Из-под аккуратно остриженных черных волос на Эррила смотрели серые, как зимнее утро, глаза, такие же, как и его собственные — глаза истинного стендайца. Но вместо тепла разделенного родства из этих глаз смотрели только холод и тьма, словно Эррил заглянул в открытую могилу. Потрясенный до глубины души, он не нашел слов.
Но другой был не настолько беспомощен.
— Добро пожаловать, дорогой брат, — сказал он, — давно не виделись.
— Шоркан, — наконец прокаркал Эррил.
В улыбке его брата не было тепла — только обещание боли.
— Пора нам возобновить знакомство.
Эррил плюнул ему в лицо.
— Ты
Шоркан даже не стал вытирать плевок с щеки. Он только вздохнул.
— Ты научишься снова любить меня. Это я обещаю.
— Никогда! — с рычанием ответил он.
Подняв руку, Шоркан подал кому-то сигнал пальцами. Из-за спины Эррила вперед выступил третий зритель — наблюдатель, все время до этого молчавший.
Когда Эррил его узнал, потрясение чуть не отбросило его обратно в темную глубину забвения.
— Нет! — сказал он, вспомнив ту ночь в трактире много лет назад, когда его меч проткнул этого мальчика насквозь и пригвоздил его к доскам. — Я убил тебя!
Маленький мальчик пожал плечами. Его глаза светились диким светом.
— Не беспокойся, стендаец. Я на тебя за это зла не держу. Чтобы разрубить мою связь с этим миром, простого меча недостаточно.
Это был Денал, мальчик-маг — третий и последний член ковена, пятьсот лет назад создавшего Кровавый Дневник. Или, по крайней мере, это было то, что осталось от него — зло, освобожденное заклятием. Все это время Эррил думал, что убил темную половину мальчика.
Шоркан шагнул вперед.
— А теперь, когда мы наконец снова собрались вместе в первый раз после той роковой ночи в Винтерфелле, мы можем двигаться дальше.
Эррил уставился на ковен.
— Я не позволю никому из вас нанести вред Елене.
— Ты неправильно понимаешь мои намерения, брат. Теперь, когда ты наконец с нами, ведьма вряд ли еще имеет какое-то значение. Если мы добьемся успеха, она будет всего лишь игрушкой для господина.
— Добьемся успеха в чем?
Грешюм ответил голосом-треском:
— В исправлении нашей ошибки.
Эррил оглядел троих магов с бессердечными лицами и жестокими глазами.
Шоркан договорил:
— Теперь, когда мы снова вместе, с твоей помощью мы создадим контрзаклятье и освободим книгу. И навсегда уничтожим Кровавый Дневник.
КНИГА ТРЕТЬЯ
НАРОД ДРАКОНОВ
13
В брюхе левиафана Каст чувствовал себя, словно в ловушке. Идя следом за Сайвин по извилистому проходу, он провел рукой по живой стене — кожистой перепонке, туго натянутой между костями морского великана. Легкой дрожью отдавалось в ней биение его гигантского сердца.
Каст вздрогнул и отдернул руку. Идея поселиться внутри живого существа была слишком чуждой для его разума — разума дрирендая, и он никак не мог даже осознать ее, не то что принять. Для Кровавого Всадника домом мог быть только бескрайний морской простор, так непохожий на мир узких проходов и крохотных каморок, спрятанных под кожей глубоководного гиганта.
Сайвин, похоже, почувствовала, что ему не по себе, и обернулась. Отбросив с лица развевающиеся пряди зеленых волос, она сказала с обеспокоенной гримаской на губах: