Война во времени
Шрифт:
На бегу его тоже можно было свалить. Но копьём. Из этого нового оружия подшибать цель ещё, надо признать, Выр толком не научился. А подшибить уламра было необходимо.
Он дождался, когда упавший враг начнёт подниматься, и пустил стрелу.
В десяти шагах щёлкнула тетива лука Кыра.
Ещё мгновение растерянности после второго нападения. Теперь уже на земле лежало куда больше воинов. И многие корчились так, что видно было — не жильцы. При простом ранении воин обязан контролировать себя и свою боль.
А главное —
Саша взобрался на завал. Неизвестный — или уже забытый за чередой событий? — арруг задвинул за ним молодое деревце.
А Антоха явно захотел сломать другу шею!
Саша, памятуя о его ранах, обнимал Тошку менее крепко.
Но разреветься хотелось — страшно!
ЭПИЛОГ
Антон сидел между «дикарями», как было бы, наверное, правильно их называть и как называть их он не мог. Не мог и всё! Он сидел между ними, ел вкуснейшим образом обжаренное мясо и ловил себя на мысли, что он — один из них. Он помнил, что он — другой, даже из другого времени. Но сейчас это было как-то совсем неважно.
Это, оказывается, вообще неважно — помнить о метро и троллейбусах, об учителях и спортсменах, о компьютерных играх и проблемах в школе.
Стоило перенестись из того сложносочиненного мира в этот первобытный мир простых, а то и незаконченных форм, — и скоро вдруг понимаешь, что главное в другом.
Цивилизация — как ритуальная краска на теле у человека. Главное — в том, что под ней.
И, побывав в прошлом человечества, можно сказать, почти у своих собственных предков, он так и не заметил серьёзных разногласий в понимании добра и зла между людьми из того и из этого мира. Человеческие законы хорошего и плохого оказались одинаковы во все времена. С поправками, конечно, на обычаи и психологические особенности — но в принципе они одинаковы. Хороший человек — он и есть хороший человек. Даже если ест другого хорошего человека. От этого передёргивает, конечно, но ведь и не со зла едят. Наоборот — хотят оставить хорошего человека в себе…
А плохой человек — везде плохой человек. Тот, который гребёт всё под себя и отнимает всё для себя. Тот, для которого другие люди — не люди, а лишь предметы для удовлетворения его интересов и его жадности. Или его злобы и жажды власти.
И может быть, именно неандертальцы в этом смысле моральнее тех, которые считаются предками современного человека. Этих уламров, как про них рассказал Сашка. В здешних лесах и пещерах плетутся свои интриги и кипят свои страсти — но тут нет подлости и злобы. В их племени арругов все люди — разные. Но нет подлых. И нет жадных. Или потому и нет подлых, что нет жадных?..
Или, например, слово. Здесь, если дал слово, если пообещал что-то, то обязан выполнить. Даже не дискутируется эта тема. Иначе не выжить. Нужность человека
Антон вспомнил, как убеждал поначалу арругов в преимуществах лука. Ну что ж, их можно было понять. Охотники со стажем выживания в супер-опасном мире — зачем им нужно было оружие, из которого завалишь зверя едва ли с более дальнего расстояния, нежели с того, на котором применяется копьё? А копьё к тому же — оружие мощное: раз — и зверь уже дёргает ногами в агонии. А стрела? Тут надо попасть лишь в жизненно важные центры — или бегать за зверем, выжидая, пока тот не истечёт кровью.
Да и то, что мог показать Антон, так сказать, технологически, охотников не убеждало. Естественно, мальчик, развлекавшийся луком на даче, не мог предложить им настоящего, адекватного оружия. Он мог сделать лишь модель и показать сам принцип. Уже натянуть собственный лук для него, с его тогдашними не закрывшимися ранами, было той ещё задачей. Сложной.
Но Антон дал тогда слово, что при всей внешней слабости нового вооружения оно обязательно себя покажет двумя вещами. Большей дальностью боя, когда лук сделает мужчина — и сделает под себя, под свои силы. И многозарядностью, если можно так сказать.
И ему — мальчишке! — просто поверили. Вместе прошли по всей «производственной цепочке», сотворили лук по руке, натренировались и — да, скупо признали вообще немногословные арруги, хорошее дело Антон придумал.
А уж когда лук так эффективно проявил себя в войне с уламрами…
Или вот эта их общинность. Совсем не существует воровства. Эти люди вообще не знают чувства собственности. Они не копят богатств. А всё накопление направлено лишь на то, чтобы иметь что-то под руками в неизбежные тяжёлые времена.
Причём эти люди всегда делятся друг с другом. Вплоть до курьёзов доходит. Приносят, например, женщины вкусных ягод со своей «тихой охоты» в лесу. И раздают их всему племени. Причём подчас себе ничего не оставляют. Оказывается, в лесу собранное есть не положено. А в племени — всё общее. И делит уже, к примеру, вождь. Или — как наивно сказала одна из местных девочек, явно положившая глаз на Антона, — свой мужчина. Именно он должен наделить её, добывшую пищу, частью её же добычи. Зато получается в результате, что оба теперь — друг друга кормят и, значит, они вместе…
И Антон снова со смущением вспомнил, как мерзко хихикал гадский Гуся, когда та девочка всё требовала, чтобы он её угощал похожими на чернику ягодами.
И на Альку не хотелось смотреть…
Или, скажем, ремень на джинсах. Очень понравился он вождю Кыру. На что и был сделан намёк в самой прямой форме. Хотя на что ему ремень, что поддерживать? Пришлось отдать — хорошо, хоть джинсы, вернее, то, что от них осталось, достаточно плотно сидели, не спадали. Впрочем, всё равно пришлось их, совсем уже грязные и порванные после войны, заменить на здешние штаны.