Война всех против всех
Шрифт:
Раздвижные двери подъемника открылись и нас встретил Герений. Не говоря ни слова, слуга, освещая дорогу бронзовым светильником, повел нас по коридорам и залам дворца в отдаленные глухие его уголки. Наши сандалии тихо стучали по мраморным полам, а рабы, несущие вещи, кланяясь, бесшумно скользили мимо нас. Сзади безмятежно топал Марикк.
— А как же с заседанием факционариев, доминус? — спросил тихонько Герений, когда мы подошли к уединенному запущенному помещению, за высокими дверями которого таилась дворцовая библиотека. — Уже собрались трое из лидеров партий, вместе с микропанитами и протоспафариями.
— Пусть немного подождут, — сказал я, беззаботно пожав плечами. — Хотя нет, сообщи Евмену, пусть начинает, когда все соберутся, не дожидаясь меня. Он знает, о чем пойдет речь.
Герений отворил дверь и мы с Аэбутой зашли в библиотеку. Затем слуга передал мне светильник, оставил нас и ускользнул по делам, а Марикку я приказал сторожить наш покой здесь, возле входа и ни в коем случае не врываться, даже если он услышит громкие стоны.
— Знаю уже, — проворчал Дикий Медведь, глянув на девушку, которая успела пройти вперед внутрь помещения и восхищенно осматривалась. — В первый раз, что ли?
Я закрыл двери и мы с моей неприступной гостьей оказались в библиотеке. Честно говоря, я редко удостаивал вниманием эту часть дворца, по причине того, что не очень жаловал библиотеки, еще даже со своей прошлой жизни в обличье Романа «Скользкого Бэнга». Книги я тоже не очень любил читать и никогда не понимал людей, которые ходят, уткнувшись в эти мудреные толстенные фолианты, изучая значки и крючочки.
Сейчас за порядок в книгохранилище отвечал, насколько я помню, специально выделенный чиновник, вилик библиотеки, из имперских вольноотпущенников, я даже и не помнил, кому был поручен этот пост. Мда, судя по пыльным полам, полкам со свитками, покрытым паутиной и запаху плесени, он сюда давно не заглядывал, а ведь наверняка получал деньги за свою работу или хотя бы на расходы по содержанию помещения.
Мою спутницу, впрочем, не смущали клубы пыли и ужасающая антисанитария. Мгновенно перемазавшись в соре и трухе, она с восторгом доставала свитки и восклицала:
— Ты смотри, какие здесь имеются редкостные экземпляры! Это ведь сочинения Цицерона, а вот труд Варрона «Образы», я и не знала, что он существует, отец говорил, что этот свиток безнадежно утерян.
Правда, свиток, о котором она говорила, тотчас же начал осыпаться и превращаться в труху, поскольку, видимо, папирус истлел под влиянием времени. С криком ужаса девушка быстро положила его обратно на полку и виновато взглянула на меня.
— Я не хотела, он сам рассыпался, ты же видел, Ромул… император? — с запинкой спросила она. — Я больше не буду ничего трогать, хорошо? Видимо, пергамент давно уже не обрабатывали кедровым маслом, вот насекомые и превратили его в труху.
— Нет, за это я прикажу раздеть тебя и прогнать голой по улицам города, при этом бичуя плетьми твое прекрасное тело, — сказал я свирепо и тут же приблизился к девушке. — Ну-ка, дай посмотрю твои руки, смотри, они все испачкались.
Я поставил светильник на полку, отряхнул ее ладошки, а затем притянул к себе и снова поцеловал девушку. В этот раз она снова с удовольствием ответила на поцелуй, а когда я схватил ее за талию и крепче прижал к своим бедрам, так, чтобы она ощутила, что там у меня происходит, она уже не отстранилась.
Наоборот, сама прижалась ко мне, будто бы и не было сопротивления и отказов до этой самой минуты. Хм, ну что же, отлично, подумал я, а мои шаловливые руки уже вовсю жадно ласкали ее тело. Затем я быстро спустил с нее тунику и увидев прекрасное белокожее тело, манящее в полумраке библиотеки, чуть не обезумел. На мгновение девушка отстранилась, когда я принялся целовать ее шею, уши, затем перешел ниже и добрался до груди.
— Ты уверен, что нам стоит делать это? — спросила она. — Это ведь такое место, здесь лежат книги.
Она говорила с таким трепетом, будто мы находились в святилище. Я кивнул, потому что понимал, что надо ковать железо, пока горячо, иначе потом Аэбута передумает и выйдя за пределы этой магической читальни, быстро выскользнет из моих рук, убежав из дворца. Поэтому, не дожидаясь удобств в виде бассейна или клиний, я быстро разделся сам, повернул девушку задом к себе, чуть наклонил, причем ей пришлось опереться о книжную полку и вошел в нее сзади.
В сумрачной зале библиотеки, где уже давно не показывались люди, раздался протяжный женский стон наслаждения. Это же надо, подумал я, ощущая сводящий с ума жар ее лона, эта поразительная девушка не хотела отдаться мне там, наверху, в имперских позолоченных покоях, а теперь спокойно позволила заняться любовью, когда мы попали в старую заброшенную библиотеку.
Каждый раз, когда мне кажется, будто я полностью разобрался в женщинах, они поражают меня снова и снова. Именно поэтому, наверное, я никогда не могу насладиться ими сполна.
Впрочем, эти все мысли промелькнули у меня на заднем плане, а сам я, конечно же, был увлечен зрелищем великолепной упругой задницы, о которую ритмично бились мои бедра, заставляя дрожать ягодицы от каждого удара. Я впился пальцами в шелковистую кожу, насаживая податливое тело на свой член, а девушка застонала снова, на этот раз еще громче. По залам библиотеки разнеслось протяжное эхо.
Мы закончили только минут пятнадцать спустя, во время которых так и предавались плотским увлечениям, причем Аэбута под конец кричала так, что ее наверняка слышали по всему дворцу. Весь этот невероятно притягательный период мы не меняли позы, поскольку все вокруг отнюдь не способствовало интимным занятиям. Затем я обнял девушку, повернул к себе и поцеловал, чувствуя, как ее озорной язычок пытается коснуться моего. Наконец, когда мы прекратили целоваться, я поглядел на улыбающееся лицо девушки.
— Никогда не думала, что займусь этим в библиотеке, — призналась Аэбута. — Я обычно в таких местах испытывала только эстетическое и умственное удовольствие. А оказывается, тут можно получить и плотское!
— Да, я тоже не думал, что могу получить такую пользу от книг, — согласился я и осмотрел помещение, озаренное слабым колеблющимся огоньком из светильника. — Они уже такие старые, неужели они так дороги тебе?
— Эй, ты что же, Ромул? — удивилась девушка. — Разве ты не знал, что самые старые и редкие — это самые дорогие. Особенно те, которые считаются утерянными. У тебя здесь на самом деле столько сокровищ, что ты даже не знаешь, какой богач.