Война всех против всех
Шрифт:
Короче говоря, на радостях я мог позволить себе милосердие и пощадить выживших солдат, сбившихся в кучу на площади.
— Хватит на сегодня кровопролития! — крикнул я Марикку и Родерику. — Пусть эти люди живут.
— Император, давай вырежем их под корень, — недоуменно предложил Тукар. Из всех моих центурионов он был самый беспощадный. — Они же хотели убить тебя, зачем их щадить?
— Пусть живут, — великодушно разрешил я. — Расскажут другим, что здесь произошло и те испугаются еще больше.
— Тогда верно, — согласился Тукар, хотя до этого прищурившись смотрел на остатки противников, словно ястреб, нацеливающийся на жертву. — Пусть распространяют слухи о нашей непобедимости.
Интересно, он и в самом деле готов был пощадить врагов только поэтому, из прагматичных побуждений. Ни о каком милосердии в эти древние времена, когда о гуманизме никто и не знал, речь не шла. Со стороны правителя милосердие могло казаться только слабостью, а не добродетелью.
Еще раз осознавая, в какие благодатные времена я жил в двадцать первом веке, я даже тихонько вздохнул, потому что немного скучал без интернета, машин, самолетов и чистых улиц городов.
— Вы поступили правильно, император, — сказал кто-то рядом со мной. — Милосердие — признак сильной личности.
Оглянувшись, я увидел высокого старика с лысиной вместо волос и в красном плаще поверх белой туники. Его черты лица были мне знакомы, хотя я мог поклясться, что раньше его не видел.
Поручив своим людям навести порядок на площади, я подошел к нему ближе и заинтересованно спросил:
— А почему вы думаете, что это признак сильной личности? Мне кажется, все вокруг считают, что это слабость, непростительный грех в наше время.
Незнакомец обладал спокойным и ясным взором, чувствовалось, что это цельный человек, разобравшийся со всеми проблемами в своей жизни, не то что я, раздираемый клубком противоречий.
— Вы, император, я вижу, все еще немного сомневаетесь в правильности выбранного решения, — сказал незнакомец, хотя я уже почти узнал его. — Однако, я скажу вам так. Уже само по себе принятие решения соответствии со своими убеждениями является сильным действием, даже несмотря на риск общественного порицания, а вы именно так и сделали, хотя и объяснили его воинам другими причинами. Всякое такое сильное действие в соответствии с нравственной природой человека является ничем иным, как самосохранением и самоутверждением. А такие поступки в сумме своей увеличивают общее благо. Все грехи и безнравственные поступки, жестокость и причинение боли — это саморазрушение, утрата собственной человеческой природы. А правильные желания и дела — это надежный путь к достижению человеческого счастья. А для этого необходимо постоянно развивать свою личность в противовес всему внешнему, не склоняясь ни перед какой силой.
Ух ты, как же это он завернул чудодейственно, у меня аж уши чуть в трубочки не свернулись. Помнится, с такой силой убеждения на меня воздействовали только пару раз, в прошлой жизни, когда где-то в сибирской глубинке я открыл секту Столба Белого света, и еще другую, Ложу продления жизни через воссоединение мужчин и женщин.
Тогда по делам я ездил в Москву, на конференцию других подобных организаций и там насмотрелся всяких пророков и пастырей. Некоторые из них, надо признать, и в самом деле обладали сокрушительной силой убеждения, могли любого уговорить в том, что Земля, к примеру, плоская, а не круглая.
— Весьма ценная информация, но как вы попали сюда? — спросил я, стараясь освободиться от блеска его пронзительного взгляда. — Здесь ведь была закрытая территория, где происходило побоище. Вы могли сильно пострадать.
— Я направлялся во дворец к своей дочери и попал через заднюю дверь, — незнакомец указал за дворец, где действительно имелся небольшой проход для прислуги. — Там все открыто. Я пришел недавно и едва успел застать конец произошедшего кровопролития.
— Так вы отец Аэбуты? — наконец, догадался я и спросил: — Плаций Циспий Росциа? Ваша дочь очень много рассказывала о вас, я давно хотел с вами познакомиться.
— Да, это я и есть, император. Что касается вас, то я вынужден сообщить, что не могу выдать Аэбуту за вас, поскольку она помолвлена с другим. Вы можете насладиться обществом друг друга еще два дня, а потом я вынужден буду забрать дочь.
Говоря все это, Росциа выглядел строгим, как школьный учитель, но оставался спокойным. У меня создалось впечатление, что в этой истории с дочерью он все равно умудрился сохранить внутреннее равновесие и теперь просто высказывал мне свою позицию, без каких-либо претензий. Какой, однако, интересный папаша.
— А если Аэбута не хочет выходить замуж за того, кого вы ей подобрали? — спросил я. — Что тогда?
Росциа пожал плечами.
— В этом нет ничего страшного и удивительного. Она опять-таки действует в соответствии со своими моральными установками и сопротивляясь внешней среде, становится сильнее. Тут все будет зависеть от того, насколько сильно она прониклась этими принципами и способна ли выстоять под гнетом внешних обстоятельств, одним из которых является моя непреклонная позиция. Если выстоит, мне придется отступить, ничего не поделаешь, это укрепит ее, как личность. Если нет, то она окажется в еще более трудных обстоятельствах и все равно должна будет продемонстрировать свою силу и зрелость характера. Но я надеюсь, что те принципы стоицизма, что я успел заложить в нее, должны помочь ей справиться с этими непростыми задачами.
Ох ты же Господи, он может говорить человеческим языком? Я не могу сказать, что совсем не понимал собеседника, но все равно уловить ход его мыслей было весьма трудно. Неудивительно, что Аэбута сбежала от такого папаши.
— Пойдем во дворец, — предложил я. — Мне как раз надо немного почистить свою безнравственную внешнюю оболочку.
Росциа нисколько не улыбнулся, а отправился вместе со мной. через площадь.
— На всякий случай оставайтесь в полной боевой готовности, — сказал я Лаэлии, когда девушка подошла ко мне за распоряжениями. — Оставшееся войско все равно может взбунтоваться, когда узнает о гибели товарищей и нам придется сильно с ними попотеть.
Кольчуга моей военачальницы была испачкана кровью и помята, но сама она не пострадала.
— Хорошо, Моммилус — сказала она и отошла, с любопытством взглянув на Росциа.
— Вот несчастное дитя, идущее наперекор своей нравственной природе, — с сожалением пробормотал философ, легонько покачав головой и глядя вслед моему дуксу в юбке. — Как же она страдает! Вместо того, чтобы совершить акт самоотречения и предстать перед обществом в своей истинной сущности, она всячески скрывает ее.