Война за океан (др. изд.)
Шрифт:
Никольсен задает тон сегодня. Молодые капитаны всех судов смотрят на него с восхищением, а на своих адмиралов — с опаской, неприязнью и даже с презрением.
«О люди!» — думает старый француз.
Прайс несколько оживился, видя всеобщее воодушевление. Казалось, капитаны судов готовы все исполнить с блеском. Но неприятны намеки. Никольсен груб, но прав. Прайс горд, но в душе ему стыдно. У флота есть свои законы. Да, он знал это давно. Его упрекали. Они рвутся в бой. Их боевой дух захватывал адмирала. Ему казалось, что все же тон на эскадре очень тонко задавали французы. Уже давно их насмешки настраивали английских офицеров против своего адмирала. Даже на Нукагиве,
Несмотря на взаимные колкости и упреки, военный совет сегодня был единодушен, как никогда со времени соединения эскадры. Все соглашаются, что русские успели укрепиться. Слово «успели» очень оскорбительно, кажется, по самой своей природе.
— Их батареи, по крайней мере батареи внешнего пояса, — сказал английский адмирал, — были сегодня видны нам. Враг сам открыл их. Мы имели возможность их наблюдать.
На большом листе посередине стола очень хорошо исполненный план Петропавловска: коса, бухта, город, церковь. Офицеры, штурманы, матросы эскадры — это все герои. Сколько стран, островов видели они, описали, сколько глубин промерили и сколько берегов нанесли на карту. Сколько раз высаживались они с оружием на чужие берега, часто совершенно неизвестные.
Диспозиция принята с некоторыми поправками. Сначала офицеры малых французских судов очень обижались, что их командам не представляется возможности участвовать в бою. Главную роль собирались разыгрывать большие фрегаты. Но они добились, что десант на кладбищенскую батарею, ядро его, будет состоять из команд двух французских бригов.
Однако все же главное — фрегаты. Решено: пароход ведет фрегаты и ставит их на шпринге [103] , напротив Шаховой. Огонь, уничтожение Шаховой, уничтожение кладбищенской, фланги врага обессилены, ворота раздвигаются, огонь по ковшу, по «Авроре» — и вперед! Путь открыт! Батареи на флангах уничтожены. Пароход ставит суда в новую позицию. Десант идет по берегу и врывается в город. Суда бьют по «Авроре». Подкрепления непрерывно свозятся на гребных судах к кладбищу и на Шахов мыс.
103
Шпринг — трос, закрепленный одним концом на корме корабля, а другим соединенный со становым якорем.
С рассветом гребные суда идут на промер глубины. Бриг и корвет остаются в резерве, прикрывая тыл на случай появления русского фрегата «Диана» у входа в гавань. Опасность может быть. Где-то по океану рассеяно десять или двенадцать русских судов, где-то ходят «Паллада» и «Диана». Проклятые американцы твердят, что у русских двенадцать фрегатов. Вдруг? Да, опасно нападать и обессиливать свою эскадру, имея в тылу таинственную эскадру Путятина.
Со штурмом надо спешить. Петропавловск должен быть взят немедленно. В противном случае союзная эскадра может оказаться в ловушке и вход в губу — не подвиг для нее, а несчастье. Поэтому нельзя без конца бомбардировать.
Что будет, если подойдут русские суда и блокируют выход из бухты? Тут нельзя быть небрежным и отделываться саркастическими замечаниями, как старик француз, который делает вид, что очень сомневается в том, что русские предпримут какие-то ответные действия. Прайс считает, что надо спешить. Удар должен быть решительным. Штурмовать! Да и близится время штормов.
Все расходились с чувством облегчения. Во тьме вельботы повезли капитанов к своим
Де-Пуант задержался. Наедине он резко сказал Прайсу, что поражен, сколь ужасны последствия сделанных упущений. Прайс вспыхнул. Он готов был ответить этому старому болтливому французу резко и многословно, но Де-Пуант не принял боя. Он почтительно пожелал спокойной ночи.
Прайс не успокоился в эту ночь. Все говорили одно и то же… О нет, Прайс — воин, и он не боится. Он чувствовал, судьба гонит его в бой, а злые языки за его спиной как штыки. Он готов был сражаться. Чувство чести, гордости заговорило с особенной силой.
Чуть свет он прошел по палубе, приободряя матросов перед боем.
«Кажется, они тоже недовольны», — подумал он.
Британские матросы столь же оригинальны, как и офицеры. И у них бакенбарды, усы, величественный вид, мундиры, хорошие ружья. Некоторые уже старые, лысые, есть в очках. «Волосатые дикари», «рыжие» — называли их в Китае. Но грамотные воины, отлично владеют оружием. Удар таких войск страшен. Это сталь, о которую все разобьется.
Бледнеет небо. Пора шлюпкам идти на промер. Чуть слышно опуская весла, пошла первая… Вот и вторая… Пасмурно, тихо. Чудное утро…
Глава четвертая
ТЯЖЕЛЫЙ ДЕНЬ
Батарея № 1 более других вредила фрегатам. [104]
На Сигнальном барабан ударил тревогу и взвились ракеты.
— Смотри, — говорил Маркешка приятелю своему Алексею, подходя к брустверу и наслаждаясь сознанием собственной безопасности. — Промер делают, видишь, лот кидают.
104
«Батарея № 1 более других вредила фрегатам» — Из книги И. Барсукова «Граф Николай Николаевич Муравьев-Амурский», том I, 1891.
— К нам сегодня не хотят. На кладбище метят, — отвечал Бердышов.
Маркешка молчал, подумав, что орудие он «изладил» как следует, но теперь надо проверить.
— Они всю ночь промеры делали, — заметил седой аврорец Логвинов, слышавший разговор казаков. — По всей бухте шлюпки ходят.
— Не знают, где отломится, — заметил Бердышов.
На далекой шлюпке какие-то матросы делали все нехотя и неловко, как всегда и всюду в такое тяжкое сумрачное утро. Да еще спросонья. Сейчас бы рыбу ловить хорошо!
— Им бы не лот дать, а сетки, как раз поймали бы!
— Осьминога-то, — добавил Алешка, — рака ли…
— Я вчера посмотрел, Хрюков бежит и тащит чудовище, я спрашиваю: кого это? Молчит… Однако сам не знает, кого поймал. «Что торопишься?» А как же, мол, не торопиться, он вот-вот клешшами-то ушшемит.
— Тут, паря, в воде кого только нет.
Шлюпки шли медленно… С нашей батареи от кладбища выстрелили. Ядро упало, перелетев первую из шлюпок. Запыхтел пароход, пустил дым.
— Паря, застучало у него в хвосте и поехал! — сказал Алешка. — Нам бы с тобой на нем в Усть-Стрелку.
Пароход подошел к шлюпкам. С нашей батареи от кладбища снова дали выстрел. Пароход выпалил в ответ из своей огромной пушки, установленной на носу. На берегу в кустах опять закурились белые дымки, там грохнуло раз-другой. И снова ухнуло в ответ с парохода.
Подошел командир батареи лейтенант Гаврилов.
— Ну, братцы, по местам!
— Рады стараться, ваше благородие! — прокричали матросы и казаки и стали расходиться к орудиям.