Война за океан (др. изд.)
Шрифт:
— Салов знает, что вы эти деньги нашли?
— Никто не знает, кроме Николая Константиновича. Даже мог бы себе взять — никто бы не узнал.
Невельской вошел в казарму и приказал вызвать с работы Салова и матроса Сенотрусова.
Сенотрусов — худой, с изможденным лицом и с голубыми глазами; они бегали вправо и влево, как маятник часов. Он в рабочей рубахе из синей китайской дабы и в стоптанных сапогах. Гаркнул, захрипев от волнения:
— Здравия
— Ты дружил с Дайноковым и Сокольниковым?
— Знал… Как же…
— Где познакомились?
— В Охотске.
— Ну говори прямо, предлагали тебе бежать?
— Да прямо — нет. А вроде… намекали.
— А ты понял их намек?
— Понял.
— Почему же не донес?
— Они убить меня грозились.
— Куда же они пошли?
— Этого не знаю.
— А куда они тебя звали?
Сенотрусов стал рассказывать, что намеревались идти вверх по Амуру, туда, где жилые места. Но иногда говорили, что надо в море искать иностранное судно и наняться на него.
— А точно — куда идти?
— А в точности не сказали. Таились!
Невельской помолчал с мрачным видом. Он приказал взять Сенотрусова под караул.
— Николай Константинович, — обратился капитан к Бошняку, — нельзя быть таким маменькиным сынком. Я нянчусь с вами, как с маленьким ребенком. Где у вас глаза были? Есть у вас голова на плечах?
Бошняк сидел понурившись. Он мог бы сказать, что молод, верил людям, жалел их. Березин терпеливо ждал.
— Салова сюда, — подойдя к двери, крикнул Невельской.
Вошел стриженный ежом Салов, вытянулся. Его колючие глаза зорко и смело смотрели в лицо капитану.
— Говори, Салов, как могло быть, что взломан ящик, украдены деньги, взят вельбот?
— Я ничего… вашескородие… Как перед истинным.
— Я прошу тебя! Беглецов надо поймать во что бы то ни стало. Это позор… Я убежден, что ты знаешь все. Ты не дурак и умеешь держать язык за зубами. Но настала пора один раз тебе открыться. Я знаю — ты соучастник. С тобой они делились деньгами, говори все толком, а то будет худо.
— Как перед истинным! Ничего не знаю!
Он стал сбивчиво рассказывать, как бежали люди, что сам удивлен… Невельской долго слушал и наконец не выдержал. Он подал знак Алексею Петровичу.
— А ну, Николай Константинович, — меняясь в лице, крикнул он, — выстройте пять человек с ружьями. Салова — под расстрел!
Унтера схватили и вывели из казармы. Невельской вышел следом.
— Привязать его, мерзавца, к дереву. Дух из тебя вышибу. Ты отвечаешь за все! Отвечай или сейчас же…
— Это
— Деньги были в этом платке! Ты в сговоре с ними.
— Вашескородие… Ваше… — закричал побледневший Садов. Его прикрутили веревками к дереву. — Что знаю, все скажу. А чего не знаю, то не знаю…
— Куда бежали, где они? Только две дороги есть — на море и по Амуру.
— По Амуру.
— Толком говори! Рассказывай все! Мало им, что вельбот украли, негодяи, — ящик взломали, украли деньги! Шестаков бежал!
Офицеры перешли в землянку. Невельской не мог успокоиться:
— Какой предатель оказался! А как я надеялся на него, как его любил! Если поймаем, придется судить, чего я не хочу и не умею. Надо их поймать! Напишу Муравьеву, что сбежали люди лучшие, грамотные, разумные! Да пусть Николай Николаевич подумает об этом. Вы объясните ему: у людей не хватает терпения. Подло ставить нас в такие условия! Люди поддаются влиянию негодяев, забывают долг. И это те, которые еще недавно были верны!
Подавленные, офицеры молчали.
Капитан знал, что у него еще есть очень преданные и смелые люди: Козлов, Иван Подобин, Конев, Веревкин, Алеха Степанов, казаки Беломестнов, Парфентьев, Аносов, урядник Пестряков, якут Иван Масеев. Есть еще люди в экспедиции и другие — грамотные и разумные.
— Ну, господа, что делать?
Решено было дать знать маньчжурам, что бежали опасные преступники.
— Можно к вам, Геннадий Иванович? — сказал, появляясь у входа, Иван Подобин.
— Войди!
С ним Веревкин, который прежде служил на «Байкале» у Невельского, а зиму провел в здешней команде.
— Вот он знает, Геннадий Иванович. Скажи…
— Они говорили — в Америку… — замялся матрос.
— Зачем? — спросил капитан.
— Мол, царя нету и нет помещиков… Это Шестаков…
— Кто это сказал — нет царя? — испуганно спросил Невельской и поглядел на офицеров.
— Как нет? — так же испуганно отозвался Чихачев.
— Не знаю, так будто они говорили, — сделанной насмешкой продолжал Веревкин и боком глянул на Подобина. — Выборная там власть, мол, и виноград растет, и апельсины, и золото моют…
— Может быть, они про Калифорнию говорили?
— Скорее всего, что про нее. А вот я вспомнил, ваше высокоблагородие… Про Калифорнию!
— Ну?
— Хотели на китобое. А не удастся, так до будущего лета хотели прожить на Сахалине на теплой стороне. Говорят, на Сахалине благодать местечко, теплые воды есть.