Война за океан (др. изд.)
Шрифт:
— Что они, с ума сошли? Отчетность им нужна! Из Компании упреки опять: разбил «Шелихова», тридцать шесть тысяч убытка, кто будет покрывать! Израсходовал все средства уже за пятьдесят четвертый год, а сейчас только середина пятьдесят второго! Требуют отчетности и прислали образцы бланков. Надо привезти чернил из Петербурга и всю экспедицию вооружить перьями и всем нам писать ответы и отчеты с утра до ночи. Сегодня же отдам Дуняше все эти бланки на растопку или матросам на козьи ножки…
Он небрежно смял их и кинул на пол.
— Наглее всех письмо Кашеварова. Он уж не знает, как выслужиться… По всем признакам, нам объявляют войну не на жизнь, а на смерть. Вот с
— Теперь об этом не может быть и речи! Я ни за что не покину тебя! — твердо сказала Екатерина Ивановна. И воскликнула весело: — Коля плывет! Братец Колюшка! А от тебя я никуда, никуда! Ах, милый, милый мой! Мы проживем, у нас будет такой прекрасный картофель, и такая рыба наморожена на зиму, и соленая черемша. И мы не умрем!
— А дитя? Катя… Не губи дитя.
— Нет-нет! Об нем не может быть и речи!
Быстро вошел Чихачев.
— Геннадий Иванович, беда!
— Что такое? — вскочил капитан.
— Гонец от Бошняка. Вот письмо. В Николаевске сбежали матросы, обокрали денежный ящик, угнали вельбот.
— Что вы говорите!.. — Невельской побледнел, взял дрожащими руками письмо. — И вельбот, подлецы, украли! Это охотские. И Шестаков с ними? О боже! Мой Шестаков! Как мог он с ними уйти? На своих байкальских я всегда надеялся. Может быть, его убили? А ну, Березина сюда!
Глаза Невельского забегали.
— Березин, вернувшись в пьяном виде, уверял, что в Николаевске будет бунт, а я значения не придал.
Приказчик живо явился.
— Что вы говорили о бунте в Николаевске? А теперь так и случилось. Что было вам известно и откуда?
Березин усмехнулся, но сразу же сделал серьезное лицо и рассказал, что толком сам ничего не знал, слышал лишь разговоры, в которых проскальзывали намеки…
Вошел часовой и сообщил, что идет баркас. Екатерина Ивановна вышла. Через некоторое время явился молодой белокурый офицер невысокого роста. Невельской знал его по прошлому году. Это мичман барон Розенберг, родственник помощника управителя колонии на Аляске. Лихачев почему-то послал его вместо Овсянкина. Розенберг привез ответ командира на вчерашнее письмо Невельского. Лихачев благодарил Геннадия Ивановича за присланные карты залива, но сообщил, что воспользоваться ими не может, так как корвету воспрещено входить в залив. Он сообщил, что ему приказано давать команду на берег только в крайнем случае, если потребовалась бы она для защиты с ружьями, поэтому он не может дать людей для разгрузки и что к первому августа он должен непременно быть свободен, а распоряжения может исполнять лишь до этого. «Офицеров, прибывших на службу в экспедицию, я отправляю», — писал он.
Невельской поднял взор.
— Честь имею явиться. Мичман Петров [22] , — отрапортовал рослый, высокий офицер с широким умным лицом. Он понравился капитану с первого взгляда.
— Мичман Разградский [23] ! — громко и с сильным украинским выговором произнес его товарищ, тоже славный и видный, коренастый, румяный и черноволосый. — Прибыл в распоряжение вашего высокоблагородия для прохождения службы во вверенной вам экспедиции.
22
Петров Александр Иванович (1828–1899) — мореплаватель, впоследствии
23
Разградский Григорий Данилович (1830–1899) — капитан II ранга. Мичманом участвовал в Амурской экспедиции, был начальником Александровского и Мариинского постов. Служил на Дальнем Востоке пятнадцать лет, был начальником Муравьевского поста на Сахалине, Усть-Стрелочного поста на Амуре.
Невельской перевел взор на спокойное и самодовольное лицо Розенберга, потом на письмо Бошняка, затем на Чихачева и опять на вновь прибывших офицеров. Капитан был взбешен и письмом Лихачева, и известием из Николаевска.
Он уставился на груду бумаг на столе, забыв подать руку прибывшим офицерам. Нервы его были напряжены до крайности. Он не мог не думать об этой куче оскорблений, лежавших у него на столе. И как результат голода в экспедиции — бунт, бегство. Уставшие, измученные за зиму люди не выдержали. Слишком велики были тяготы, взваленные на них. Казалось, и сам вот-вот рухнешь под этой ужасной тяжестью. А офицеры, прибывшие для службы в экспедицию, молоды, полны сил, улыбаются до ушей.
— Нечего улыбаться, господа, — вдруг грубо сказал Невельской. — Да сбросьте ваши мундиры, — повелительно и грозно добавил он. — Прочь их! Здесь форма не нужна. Вы здесь должны будете уметь делать все, как простые казаки. Каюрить, то есть управлять собаками, — пояснил он, заметя вытаращенные от удивления глаза Петрова. — Ходить на лыжах, грести, спать на снегу, в нарте… Да, да! Забудьте все ваши дворянские привычки! Вы тут такие же, как все! Понятно? Николай Матвеевич, — вдруг обратился он к Чихачеву, — немедля выстройте всю команду перед казармой да пересчитайте всех. А я сейчас явлюсь.
Николай Матвеевич понял, что Невельской опасается, нет ли у николаевских бунтовщиков сношений и заговора с кем-нибудь из здешних людей и не бежал ли кто-нибудь отсюда. Березин только что сказал, что корни могут быть и тут.
— Под страхом смерти, чтобы весь гарнизон стоял в строю. Строить без оружия!
«Боже мой милосердный, — подумал Разградский, — куда мы попали?..» Он переглянулся с товарищем.
Невельской замолк и уставился на офицеров.
Петров, видя, что ни о каком деле речи нет, и не понимая, отчего такая суматоха, спросил с холодной неприязнью у Невельского:
— А где же нам поместиться, ваше высокоблагородие?
Невельской глянул на него со злом, распахнул окно и показал вдаль на одинокое дерево.
— Вон, под елкой!
— Что же, мы должны помещаться на открытом воздухе, под тем деревом? — спросил Разградский.
— Да, так точно!
Невельской вызвал Орлова.
— Поместите господ офицеров под елкой. Да объясните им все.
«Вот ад! — подумал Петров. — И что мы тут можем ожидать хорошего…»
Орлов представился, пожал руки и повел офицеров к себе. Выйдя на улицу, он сказал, стараясь выручить Невельского, что даст палатку, которую и надо разбить под елкой, и что именно это имел в виду начальник экспедиции.
Тут Орлов добавил с улыбкой, что капитан очень хороший, но есть причины, по которым нынче он не в духе, и что они привыкнут и сами убедятся. А сейчас неприятности.
«Ну и ад! — подумал упрямый Петров. — Что же тут может быть хорошего! Куда нас занесло!»