Война за пряности. Жизнь и деяния Афонсу Албукерки, рыцаря Ордена Сантьягу
Шрифт:
Этот довольно продолжительный, хотя и относительно незаметный (во всяком случае, для внешнего мира) период жизни молодого Албукерки закончился в 1503 году, через четыре года после триумфального возвращения Вашку да Гамы из-за моря [24] . В тот год король дом Мануэл вручил двум двоюродным братьям из рода Албукерки – Афонсу и Франсишку – командование «перечным флотом», направлявшимся в Индию.
Афонсу Албукерки, успевший, ко времени нового назначения, уже разменять пятый десяток, отличался яркой, импозантной и запоминающейся внешностью. Судя по сохранившимся портретам и описанием современников, он был тощим, как жердь, с орлиным носом и густой бородой, в которой уже пробивалась седина. В его груди ветерана североафриканских кампаний билось мужественное сердце, душу переполняла энергия тайфуна или смерча. Дом Афонсу, закаленный испытаниями нелегкой воинской службы, не боялся ни опасности ни ответственности. Он был способен управлять кораблем, командовать военным флотом в морском сражении, вести к победам сухопутные войска, штурмовать и строить крепости, управлять завоеванными землями. И при этом всецело отдавал себе отчет в своих незаурядных способностях.
24
В
«Вы можете отдать мне в подчинение двенадцать королевств» – писал он впоследствии королю дому Мануэлу – «и я буду управлять ими мудро и хорошо. Не в силу моих особых дарований, но лишь потому, что я достаточно стар, чтобы принимать верные решения». Он действительно вовсе не считал себя выдающейся личностью, превосходящей всех своих современников и соплеменников. Что, впрочем, не мешало ему почитать многих из этих современников и соплеменников глупцами.
Албукерки был добрым и преданным другом. По отношению к врагам он мог проявлять гнев и резкость, но был неизменно чужд злопамятства и мстительности. Вплоть до последних дней своего земного существования дом Афонсу не переставал дивиться злопамятным людям, с непонятным ему наслаждением растравливавшим в себе старые душевные раны, нанесенные им в ходе ссор и споров с Албукерки, который сам эти споры и ссоры давно позабыл…
Возможно, у него было больше врагов, чем друзей. Он отнюдь не был склонен к столь характерной для португальских военачальников и флотоводцев драчливости, однако обладал горячим темпераментом, острым языком, склонностью к сарказму. А также, очевидно, двумя не способствующими карьерному росту свойствами характера, а именно:
1) свойством вызывать в сослуживцах зависть («что ему, больше всех надо?»)
и
2) свойством приводить в смущение и замешательство начальство (нарушая в сознании последнего привычную схему: «Я – начальник, ты – дурак…»).
Будучи убежденным сторонником строжайшей дисциплины, он ни разу не был замечен в непослушании кому-либо из своих начальников, в невыполнении отданного ему кем-либо из начальников приказа… И, тем не менее, начальники, видимо, почему-то всегда подозревали, что он способен на непослушание. Для своих подчиненных (одни из которых его боготворили, а другие – ненавидели) он всегда был справедливым начальником, требовавшим от них, однако, слепого и безоговорочного послушания. Он мог простить личное оскорбление, забыть дерзость и даже самую наглую выходку. А вот непослушание, неподчинение приказу дом Афонсу не прощал принципиально, никому и никогда.
Как истинный сын своего «века-волкодава», полного противоречий, Албукерки сочетал в себе грубость и жестокость с неподдельной, искренней добросердечностью. Современники не уставали восхвалять творимые им дела милосердия, его благотворительность, заботу об убогих и больных. Однако тот же самый человек, всегда чуткий к страданиям ближнего, без малейших угрызений совести и колебаний отдавал приказы о поголовном истреблении населения целых сел и городов.
Полученное им образование ограничивалось, как и у большинства аристократов его поколения, свободным владением латынью и основательным знанием Священного Писания, которое Афонсу постоянно цитировал (одно предполагало другое, ибо католическая Библия существовала в то время лишь в латинском переводе блаженного Иеронима Стридонского). Учтивый и любезный с дамами (сказалось придворное воспитание), Албукерки был красноречивым оратором, интересным собеседником, свободно писал на латинском и на португальском языке (его сохранившиеся письма свидетельствуют о хорошем литературном стиле). Но, кроме писем, Албукерки ничего не написал. Его жизнь была слишком переполнена другими, более насущными и важными, делами, не оставляя ему времени для литературного творчества (в отличие он других героев эпохи Великих Географических Открытий, вроде «португальского Гомера» – автора «Лузиад» Луиша Ваш ди Камойнша, Уолтера Рейли или Филиппа Сидни).
До своего отплытия в Индию дом Афонсу, согласно свидетельству его собственного сына, успел принять участие во всех португальских военных кампаниях и операциях. По свидетельству же самого Албукерки, он честно и верно служил двум португальским королям, не получив, однако же, особого признания. Почему-то его неизменно обходили чинами и наградами, так что почести и повышение по службе, вкупе с соответствующим содержанием, с завидным постоянством доставались соратникам дома Афонсу, но не ему самому.
С учетом всех этих обстоятельств, не приходится сомневаться в том, что Албукерки воспринял полученный им приказ короля возглавить флотилию из трех кораблей, пройти с ними несколько тысяч лиг [25] по просторам почти не исследованного моря-океана и вступить в дипломатические переговоры с владыками Востока, как долгожданный поворот в своей судьбе.
К узкому краешку Пиренейского полуострова, именуемому Португалией, его не привязывало ровным счетом ничего. На этом краешке Албукерки владел лишь двумя небольшими поместьями, парочкой сосновых лесов и виноградников, дававших ему крайне скудный доход. К тому же дом Афонсу был холост. Ибо, вступив в духовно-рыцарский Орден Сантьягу (Ordem de Sao Tiago, португальскую ветвь древнего иберийского братства меченосцев святого Иакова), строго (в отличие от иных своих собратьев по Ордену описываемой эпохи) соблюдал принесенный при вступлении в него монашеский обет безбрачия. Что, впрочем, не мешало ему иметь незаконного сына, чья мать осталась неизвестной. Но к своим племянникам Албукерки испытывал более теплые чувства, чем к собственному отпрыску. Тем не менее, он признал маленького бастарда Браса своим сыном и поручил его заботам своей замужней сестры. После чего, однако, на долгое время совсем позабыл о его существовании. Ибо все мысли и стремления дома Афонсу были устремлены к одной-единственной цели: узреть победоносное португальское знамя гордо реющим над покоренным Востоком. И самому быть знаменосцем.
25
Лига (Legua) – 6, 358 километров.
Вот из какого теста был слеплен человек, нашедший наконец- то, прождав почти полвека (а человеческий век тогда был еще короче века-столетия – всего тридцать лет от силы, отчего тогдашние «вечные» договоры и заключались на тридцатилетний срок!), обрел поприще, достойное его способностей и дарований.
Глава четвертая
Первое плавание Албукерки в Индию
Португальский бросок по морю на Восток зачастую представляли (и продолжают представлять) как чистой воды погоню за прибылью. В действительности же он был не только погоней за прибылью, не только войной за пряности – перец, гвоздику, корицу, мускатный орех, кардамон, но и чем-то неизмеримо большим. А именно – последним Крестовым походом, предпринятым ради защиты христианской Европы от мусульманской угрозы. Угрозы, кстати говоря, весьма серьезной, ибо исламским полчищам, к описываемому времени уже не раз почти удавалось уничтожить христианскую цивилизацию. Турки-османы разбили балканских христиан (македонцев – в 1371 году на реке Марице, сербов и боснийцев – в 1389 году на Косовом поле) и нанесли сокрушительное поражение участникам разноплеменного Крестового похода, собравшимся со всей Европы (из Бургундии, Франции, Англии, Шотландии, Венгрии, Германии, Чехии, Польши, Швейцарии, Венеции, Генуи, Валахии, Болгарии и из владений Ордена святого Иоанна) под знамена венгерского короля, бывшего и будущего императора Священной Римской империи Сигизмунда I Люксембургского, под Никополем в 1396 году (после чего вся Болгария оказалась под магометанским игом). И, хотя военная Фортуна была переменчива, и турецкий султан-победитель Баязид I Йылдырым («Молния») был, в свою очередь, разбит и пленен среднеазиатским завоевателем Тамерланом (Тимуром) в битве при Ангоре (современной Анкаре) в 1402 году, опасность, угрожавшая Европе, снова возросла после разгрома армии польских и венгерских крестоносцев под Варной в 1444 году и особенно после захвата в 1453 году столицы Восточной Римской (Ромейской, Греческой, «Византийской») империи Константинополя войсками султана османов Мехмеда II Фатиха («Завоевателя»). Мусульманские морские разбойники-корсары почти безнаказанно опустошали побережья христианских стран Средиземноморья. Остров Родос – оплот рыцарей Ордена святого Иоанна (не успевших оправиться от поражения под Никополем и еще не называвшихся «мальтийскими», поскольку им переселение на остров Мальту только предстояло) – изнемогал под мусульманским натиском.
Как и прежде, магометанство черпало все новые резервы из глубин неведомой, беспредельной Азии и из таинственной Африки, иными словами – из мира, закрытого для европейских христиан. И только маленькой Португалия, клочку европейской земли, омываемому волнами Атлантики, одному из самых бедных и малонаселенных государств христианского мира, было суждено первой обойти исламский мир с фланга и застигнуть мусульман врасплох в их дальневосточном оплоте.
Сказанное, разумеется, не означает, что Португалия не стремилась прибрать к рукам торговлю пряностями, чтобы извлечь для себя из нее максимально возможную прибыль. Но разве какое-либо правительство какой-либо страны – в Средние ли века или в наше время – проводило когда-либо совершенно бескорыстную политику?…Не подлежит сомнению, что многие португальцы, направлявшиеся на Восток, надеялись обрести там большие богатства; некоторые считали личное обогащение главной целью своего «хождения за три моря»; за достойными уважения первопроходцами тянулся длинный «шлейф» из алчных негодяев и авантюристов, считавших, что «чужая головушка – полушка, да и своя шейка – копейка». Но сказанное можно в полной мере отнести и к ранним Крестовым походам – особенно к так называемым «детским» [26] ! и к освоению новгородцами Заволочья, москвитянами – Поволжья, а казаками – Сибири, да и к другим великим предприятиям. Как бы то ни было, бросок Португалии по морю на Восток ни в коем случае нельзя считать чисто коммерческим предприятием. Главные предводители португальских первооткрывателей были в глубине своего сердца крестоносцами, и воспринимали себя именно как таковых. Они мечтали об освобождении Иерусалима, Святого Града, где был учрежден в 1120 году Орден бедных соратников Христа и Храма Соломонова, и потому на парусах ежегодно отплывавшего на Восток «перечного флота» алел красный лапчатый крест рыцарского Ордена, провозгласившего своей задачей священную войну с неверными.
26
Впрочем, большинство современных исследователей считает, что основную массу участников движения так называемых «детских крестовых походов» составляли не маленькие дети, а как минимум подростки и юноши, так как словом лат. pueri («мальчики») в средневековых источниках называли всех простолюдинов (аналогично русскому «ребята»-«робята», от слова «робить», «роботать», то есть «трудиться» – крестьяне).
Они были очень красивы с виду, эти парусные корабли XV века водоизмещением до четырехсот тонн, но ходить на них по морю было, в условиях отсутствия элементарных удобств, очень нелегко. На палубе не хватало места, в трюме – воздуха. Да и стабильность судна на плаву оставляла желать много лучшего, корабли болтались на волнах, как пробки или ореховые скорлупки.
На каждом паруснике было предусмотрено размещение от девяноста до ста пятидесяти человек, включая солдат в тяжелом вооружении – прообраза «морской пехоты» – так что на борту приходилось жить по принципу «в тесноте, да не в обиде» (если не сказать: «как сельди в бочке»). В распоряжении капитана, разумеется, имелась достаточно просторная каюта в задней палубной надстройке – так называемом ахтеркастеле (имевшем форму миниатюрной крепости и используемом в морском бою в качестве боевой платформы), где располагались и более скромные квартиры корабельных офицеров. А вот простым матросам и солдатам приходилось ютиться между палубами. В условиях тропического климата питьевая вода быстро портилась и протухала, сухари покрывались плесенью, а нехватка фруктов и свежих овощей вызывала цингу. На это жаловались буквально все «пассионарии» былых времен, вверявшие свою судьбу морским волнам.