Война затишья не любит
Шрифт:
– Канчук хочет, чтобы мы подготовили комментарий по убийству Моджадедди.
– Да он ведь жив! Его не было в штабе во время взрыва!
– Да знает он все. Но хочет «черную» загнать через «Афган гак».
– С ума сошел? Разнесут в клочья.
Себгатулла Моджадедди – один из лидеров вооруженной оппозиции, авторитетнейшее лицо, по тому времени в исламском мире слыл политиком, с которым можно было говорить о перспективах национального примирения. На него было совершено покушение. Штаб-квартиру Моджадедди подорвали в середине декабря. Но сам лидер не пострадал. Его просто не было в помещении. И вот теперь «прогнать лажу» по волнам популярного в Кабуле радио «Афган гак» означало подписать всем его сотрудникам смертный приговор. Такого моджахеды, в чьих руках
– Садись, Сергей. Излагай рапортом на мое имя. Все же мы у него в оперативном подчинении, а не в прямом. Утро вечера, как говорят…. А я схожу к этому «чуку». – Три последние буквы фамилии начальника отделения на одном из тюркских наречий означали фундаментально-матерное слово, как и положено, из трех букв.
Как у Астманова в боковом кармане «Аляски» оказался пистолет, да еще с взведенным курком? Врет он все. Помнит! Он шел всадить пулю в Канчука.
Начальник армейской спецпропаганды сидел за столом и делал вид, что усиленно изучает какую-то бумажку. Это в три-то ночи? Глаз на Астманова не поднял.
– Мои люди не будут писать эту херню. Моджадедди – жив.
– Будут. У нас такой план.
И тут Астманов потянул из кармана «ПМ». Все, край! И нет тут ничего необычного. Ухлопал же лейтенант-топограф полковника-комбрига в Пули-Хумри. Ну а здесь майор – майора… Черт! Пистолет застрял. Взведенный курок зацепился за подкладку кармана. Он дернул другой раз, третий… И вдруг волна, да нет – шквал смеха накатил изнутри. Астманов, задыхаясь, развернулся и выскочил наружу. Смеялся до самого модуля. В приоткрытую дверь сказал Белову, что все в порядке, ничего писать не надо.
Утром лейтенанты аккуратно разобрали вертеп. До православного Рождества. А днем, видимо, одновременно, Астманов и Канчук пожаловались друг на друга в Ташкент.
О затее с Моджадедди полковник Нарам отозвался однозначно: покрутил толстым, коричневым пальцем у виска:
– Не дай бог. Всем секир башка будет!
Через три дня Астманова отозвали в Ташкент и отправили стажироваться в Москву на Пятницкую, в редакцию иновещания. Новый год он встретил в Ташкенте. Лейтенанты записались в «творческие» командировки от Кундуза до Кандагара. Рождество Христово, по католическому календарю, было единственным праздником в декабре-январе, который они встретили вместе. В конце января Астманов, понимая, что дальнейшее пребывание в Афганистане ему ничего, кроме «боевых действий на два фронта», не сулит, подал рапорт о переводе в окружную газету на должность корреспондента-организатора.
«Окопная» правда
Небывалое дело – тираж газеты Туркестанского военного округа «Фрунзевец» в восьмидесятые годы достигал порой 150 тысяч экземпляров! Ее ответственный редактор, полковник Туловский, при всяком удобном случае подчеркивал: «Нас читают в трех республиках и за рубежом». Разумеется, шеф имел в виду Узбекистан, Таджикистан, Туркмению и Афганистан, где дислоцировались войска ТуркВО. Справедливости ради следует уточнить, что в самом Афганистане армейской газеты не было. Ее штаты, в начале ввода войск, поглотил «Фрунзевец» и удерживал надежно до окончания афганской эпопеи. И правильно! Если в окружной газете за девять лет не было упомянуто ни одного случая ранения или гибели советского военнослужащего в боевой обстановке, то что взять с армейской? Там «свобода слова» сужалась до размеров мышиного глаза. Военные цензоры «Фрунзевца» и сами страдали от засилья. Один, натура артистическая, дошел до исправительно-трудовой колонии, снимая стрессы валютными операциями в афганских командировках, второй, полковник богатырской силы и великого добродушия, беспробудно пил. Фокус же заключался в том, что за нарушение требований цензуры карали, и очень жестоко, не военных цензоров, а ответственного редактора газеты.
Корреспонденты изощрялись, как могли. Безусловно смелые люди, они, участвуя в боевых действиях в Афганистане,
И все же «Фрунзевец» делал свое дело. Хоть эхом, хоть тенью, но давал знать о том, что в Афганистане идет война. Тактика выживания в горах и пустынях, толковые приемы стрельбы, метания гранат, вождения – именно афганский опыт, пусть и замаскированный, публиковался регулярно. Много это или мало, если даже в исторических формулярах отдельных дивизий под грифом «секретно» участие в боевых действиях на территории Афганистана не отражалось. И жатва смерти не обошла «Фрунзевец» стороной: осенью 1986 года в виду расположения батальона у Бараки-и-Барак сгорел в рухнувшем вертолете «МИ-8» военный корреспондент подполковник Валерий Глезденев. Пилоты, кстати, успели выпрыгнуть и выжить. У них по парашюту под задницей, а у корреспондента и борттехника – один на двоих. Да надень его в падающей машине! А кто там виной – «духи» или движки – это детали. Офицеры погибли при выполнении служебных обязанностей, выполняя боевую задачу. Среди двух обугленных «бревнышек» Валеру отличили по медным пряжкам от портупеи. Летчики пехотной упряжи не носили. Но, между прочим, за командировки в Афганистан чуть ли не дрались корреспонденты, используя любую возможность слетать за речку.
А в целом жилось сытно и свободно: только сдавай ежемесячно положенные две с половиной тысячи «газетных строк» да мотайся по командировкам в дальние гарнизоны и учебные центры. В горно-пустынную местность, где в «потемкинских деревнях», слепленных из глины, учили воевать. И там было все понятно: «Афганистан – страна чудес, пошел в кишлак и там исчез». А вот в самом Афганистане все получалось наоборот. За дувалом – никого, саманные хибары – пусты, а вышел на дорогу – «получи, фашист, гранату», а чаще в «зеленке» из отечественного «РПГ» или «ПК». Не хотели моджахеды воевать по правилам, точь-в-точь как белорусские партизаны. Что называется, «мочили в сортире», по более позднему определению известного политического деятеля.
Астманова вначале определили в отдел боевой и физической подготовки, памятуя, что в начале восьмидесятых он регулярно снабжал газету зарисовками, очерками и фотографиями с «полевых выходов», читай «боевых». За афганские фотографии, кстати, его кляли художники-ретушеры, поскольку на них солдаты красовались в майках, с расстегнутой верхней пуговицей, в шлемофонах набекрень и драных танковых комбинезонах, а про офицеров и говорить нечего. Ну, все как в жизни было, старые фотоаппараты врали меньше пишущих машинок. В глазах и лицах на этих фото не чувствовался дух романтики. Сонные, напряженные, равнодушные, усталые, сощуренные – всякие. Только вот героического задора не было. «Ты нам фотографии не присылай, они – любительские. А нам нужны – газетные», – таков был приговор.
«Боевиками» командовал тучный подполковник, запомнившийся Астманову тем, что в одном из очерков весьма красочно описал, как он упал в расщелину, застрял в ней и переживал, что «отряд не заметил потери бойца». Астманов представил себе это сдобное тело на горной тропе и искренне пожелал подполковнику в такие места больше не соваться. Есть же, скажем, ограничения по весу для прыжков с парашютом. Вот и горы тоже… Мудрые замечания подчиненного начальнику привели к тому, что Астманова перевели в секретариат. И хорошо: стать настоящим газетчиком можно, только пройдя это чистилище.