Война затишья не любит
Шрифт:
Арина просияла, узнав, что ее приглашают на Рождество, открыла комнату с подарками, и лейтенанты отобрали действующих лиц вертепа.
Младенца Иисуса предстояло изображать коричневато-розовому пупсу с голубыми глазами. Он доверчиво протягивал пухлые ручки навстречу. Шикарная кукла в украинском национальном наряде изобразит Богородицу. С Иосифом пришлось подумать. Но нашли бородатого гнома, обернули куском ткани на манер плаща. Волхвов изобразили революционный матрос, Буратино и милиционер. А вот животных – ослов, волов, овечек и птичек – хватало!
В длинном коридоре барака-модуля, у восточной стенки, сбили из досок
Лейтенанты заперлись в своей комнате, чтобы переодеться в волхвов и в нужный момент появиться с дарами и вифлеемской звездой. Астманов достал завернутую в чистое солдатское полотенце Библию. Это была вторая, личная Библия в его жизни. Он купил ее у дворца «Сторай» на книжном развале. Кабульский офеня, заломивший за книгу пятьсот афгани, подавая Астманову Библию в гигиеническом переплете, приложил ее к сердцу, губам и лбу, спросив: «Мушавер – человек Книги?» Так мусульмане называют иудеев и христиан – «люди Книги». А первую Библию, чудесное карманное издание в кожаной обложке, у Астманова отобрал советский капитан-пограничник еще летом 1982 года…
Полудохлого от гепатита, малярии и еще какой-то прелести рисовых болот Алексея выгрузили в аэропорту под Термезом, где перед отправкой в госпиталь нужно было пройти таможенный досмотр. И вот это сучье вымя-розовая-харя-зеленая-фуражка-набекрень, переворошив парашютную сумку, ткнуло карандашом в гимнастерку слева:
– Что это у вас?
– Библия.
– Нельзя, прошу сдать.
– Я, как же… Я ее из Союза ввозил. Ничего не сказали…
– Нельзя. Если бы вы были пожилой человек…
– Забирай. Умнее будешь.
– Я доложу вашему командованию…
И доложил ведь! А Библия та – подарок баптиста Толи Кранцевича, за которого во время присяги замполит роты лейтенант Астманов держал автомат и поставил подпись под текстом воинской клятвы. Клясться, по вере Толиной, было великим грехом, как и брать в руки оружие. Ну не под суд же идти парню? Потом Кранцевич стал сержантом, а через несколько лет пресвитером крупной общины.
Астманов знал, что искать в этот зимний вечер в Книге. Закладки были вложены в начале Евангелий от Матфея и от Луки. И вдруг накатила непонятная тревога. Он слышал, как гремят шаги в коридоре за тонкой фанерной стеной, треск автоматных коротких очередей на окраине городка, смех лейтенантов, изобретающих наряды волхвов из подручных средств. Но все эти звуки шли мимо….
В
Начало праздника было возвещено звуками пионерского горна, из все тех же подарков афганским детям. Отведя тюль с вертепа и не глядя по сторонам, Астманов начал:
– От Матфея Святое Благовествование… Рождество Иисуса Христа было так: по обручении Матери его Марии с Иосифом, прежде, нежели сочетались они, оказалось, что Она имеет во чреве от Духа Святого… – Произнося слова, которые он знал наизусть: «…слава Всевышнему Богу, и на земле мир, и в человецех благоволение!» – Астманов оторвал глаза от текста и увидел, что вертеп окружен тройным кольцом обитателей барака. И они слушали! И прозвучал единственный вопрос, ну конечно, его задала Наташка:
– А это все правда было?
Подняв над головой Библию, Астманов отрезал:
– Здесь все – правда.
Под звон колокольчика появились волхвы. Белов держал посох (швабру разобрали!) с Вифлеемской звездой (фонарик, обернутый голубым лоскутом), Краинский, в папахе, нес афганские лепешки и банку с медом. А Мустафин, почему-то в детской буденовке и шортах из обрезанных военных брюк, прижимал к груди обувную коробку с «дарами»… А потом все было как обычно. Собрали стаканы по всему модулю и гуляли часов до двух ночи…
Лейтенанты уже спали, да и Астманов, наведя порядок (один из способов избавиться от хмеля), думал лечь, как в дверь постучали. Посыльный с порога выпалил:
– Товарищ майор, начальник отделения, Канчук, требует лейтенанта Белова, срочно.
Ах ты, зараза. Дождался, пока выпьют, расслабятся, а потом, значит, вызвать решил. Ну, надо тебе «оторваться», зови командира. Нет же, знает, за что укусить.
Белов, выпускник Военного института, прослужил в Афганистане около двух лет и был ударной силой Астманова. Свободно владел дари, пушту. Прекрасно знал обстановку. И светила ему замечательная военная карьера, ибо был он человеком военным до мозга костей. (И до последнего своего дня, до гибели в Косове, доктор исторических наук, полковник Белов был настоящим русским офицером. Кстати, на клад Утанбека, четыре года назад, Астманова в принципе навел отец Белова – преподаватель Института общественных наук в Кабуле.)
– Сергей. – Астманов, проклиная все на свете, растолкал разметавшегося во сне парня. – Слышишь, Канчук тебя хочет видеть. Иди. Но если что, сам пойду на разборку. Не спорь там.
Белов, бормоча на пушту изощренные ругательства, натянул спортивный костюм и вышел к посыльному. Астманов же, бессознательно, может быть, чтобы заглушить неясную тревогу (а ведь точно, на часах было около трех – час Быка), достал из сейфа «ПМ». Повертел, загнал обойму. Потом патрон в ствол. Положил на стол, где в щелях желтели зернышки риса от рождественского плова. Так прошло в тупом ожидании минут пятнадцать. Белов появился багровый от возмущения.