Война
Шрифт:
В памяти Владимира Святославовича вдруг всплыла встреча в полевом госпитале со старухой из их поместного селения Глинское, что в Воронежской губернии, вспомнился ее рассказ о том, будто один из его предков в давние времена присоседился к фамилии Глинский, какой люди нарекли одного храброго солдата. Если верить легенде, то солдат тот, потеряв в боях с врагами глаза, стал, ходя ощупью, развозить в тележке по селам белую глину, а вырученные медяки сдавать в царскую казну, чтоб шли они на пользу защищавшейся от поработителей Руси. Царь же, прослышав о верном своем ратнике, одарил его землями и лесами; их после смерти солдата якобы и прибрал к рукам вместе с фамилией их пращур… Вздор!.. Не иначе отголоски давней борьбы между помещиками в уездном и губернском дворянских собраниях…
А сзади него позвякивала посуда: это хозяйки убирали со стола. Затем Ольга Васильевна унесла поднос с посудой на кухню, а Ирина нерешительно подошла к гостю. С той минуты, как узнала она, что этот майор прислан отцом и что они вместе выходили из окружения, Ирину мучил вопрос, который она стеснялась задать при матери. Ей не терпелось услышать что-нибудь о летчике лейтенанте Викторе Рублеве. Он ведь написал ей, что пробивался из вражеского тыла с отрядом генерала, который «носит такую же фамилию, как твоя, – Чумаков». Конечно же, с отцом! Тогда вполне возможно, майор знает Виктора…
Видя, что он одной рукой с трудом втискивает на книжную полку том энциклопедии, Ирина помогла ему и спросила:
– Страшно было в окружении?
– На войне везде страшно, – ответил Глинский и взял со стола нарядный фолиант «История Петра Великого».
В комнату вернулась Ольга Васильевна, и Ирина, взглянув на нее с досадой, перевела разговор на другое:
– Хотите полистать Петра?
– Да нет, – вяло ответил Глинский. – Читывал когда-то… Сейчас не до Петра Великого.
– Какой он там великий, если сына родного не пощадил? – Ирина взяла у него книгу и сунула ее на полку, в щель между другими книгами. – Подумаешь, не пригоден был для царского трона! Зачем же голову с плеч? – Она вздохнула и покосилась на мать, которая, сняв со стола белую скатерть, неторопливо складывала ее.
– Вы о царевиче Алексее? – Владимир Глинский пытливо взглянул в юное, затененное вдруг набежавшей грустью лицо девушки.
– А то о ком же? – с непонятной укоризной ответила Ирина. – Что за времена были? Отец не верит сыну, сын смертно боится отца, убегает от него к чужому императору…
– Все сложнее и все проще. – В словах Глинского прозвучала твердость.
– Поступки Петра диктовались заботой о престоле, о судьбе России… Каждого монарха всегда тяготит мысль о том, кому он оставит свой трон и сумеет ли наследник продолжить его дела, не станет ли жертвой дворцовых интриг и заговоров. Ну и естественно, государь должен утвердиться в уверенности, что наследник будет чтить его имя, поддерживать в народе светлую память о нем.
– Вы рассуждаете как-то по-старорежимному, – со школярской непосредственностью заметила Ирина. – Монарх, государь, светлая память… А нас учили, что царь – это самый крупный помещик, мироед, и его главная забота – грабить народ, жить в свое удовольствие по-царски, а затем оставить богатство наследникам.
Замечание Ирины по поводу старорежимности его рассуждений напомнило Глинскому о необходимости соблюдать осторожность: ведь он все-таки «майор Красной Армии», однако, ощущая здесь полную свою безопасность, не хотел оставить без ответа уязвившие его слова.
– Извините, Ирина Федоровна, я действительно старорежимный, ибо родился и получил образование до революции. – Глинский уже говорил снисходительно, тая во взгляде возвышенность и беспощадность своей веры. – Но ведь истина не зависит от того, кто когда родился и как воспитывался. По-вашему, цари, монархи, императоры употребляют свою власть только для собственного удовольствия и для обогащения? А кто же тогда собрал Россию, создал великую империю и столетиями правил ею? Кто возводил на полях ее дикости государственность? Кто укреплял военную мощь? Откуда взялись законы, которыми худо ли, плохо ли, но руководствовались?.. И почему, наконец, того же Петра Первого нарекли Великим?
– Все это мы проходили в школе! – Ирина смотрела на Глинского с некоторым разочарованием.
– «Проходили»! – Глинский раздраженно хмыкнул. – Вам втолковывали, что цари грабили народ и жили в свое удовольствие. А объясняли, откуда взялся Эрмитаж в Петро… в Ленинграде с его картинами, которым нет цены? Объясняли, что исторические ценности России, начиная от коронационных регалий, от шапки Мономаха…
– Да-да-да!.. Объясняли! – Ирина совсем распалилась: – Вы рассуждаете как буржуазный интеллигент, стоящий на бесклассовых позициях! У нас даже двоечники понимали, что богатства той же Оружейной палаты были собственностью великих князей и царей! Они свидетельствовали о талантливости русских мастеров, но от народа были скрыты!
– Ну, завелась! – Ольга Васильевна укоряюще взглянула на дочь.
– Мама, у меня среднее образование, – умерив пыл, сказала Ирина. – Должна же я понимать и роль личности в истории и то, что историю делает все-таки народ, что, например, капитализм прогрессивнее феодализма, а буржуазная республика с выборным парламентом человечнее монархии! А уж как сейчас прекрасно обходимся без царей!..
– Ну, все-таки и в наши дни есть великие мира сего, у которых в руках верховная власть, – с вкрадчивой осторожностью напомнил Глинский, оглянувшись на Ольгу Васильевну, словно ища у нее поддержки. – Был Ленин… Сейчас Сталин, Калинин, Ворошилов…
– Ну и что?! Разве они используют свою власть для обогащения? У них разве есть собственные дворцы, поместья? – Ирина раскраснелась, негодуя, что ее собеседник не понимает таких простых вещей, – Сталин живет на казенной даче, имеет казенную квартиру, нанимает на собственные деньги репетиторов своим детям! У нас есть знакомая учительница, у которой дочь и сын Иосифа Виссарионовича учатся. Она все знает!
– Да, наши вожди не умеют жить по-барски, – включилась в разговор Ольга Васильевна. – Когда умер Ленин, то своей супруге, Надежде Константиновне Крупской, никаких богатств не оставил.
Владимир Глинский, веря и не веря в услышанное, недоумевая и поражаясь, почувствовал себя так, словно ему вдруг завязали глаза и он не знает, куда ступить, чтобы не наткнуться на препятствие. О том, что сейчас услышал, он никогда не задумывался, полагая, что Сталин со своим правительством унаследовал образ жизни бывших хозяев России. Начал вспоминать прочитанное когда-то о Ленине и, чтобы закончить ставший трудным для него разговор, с напускным глубокомыслием сказал:
– Зато оставил Ленин огромное наследство другого характера: созданное на развалинах старого мира государство и свое учение, доказав этим, что Россия по-прежнему рождает время от времени гигантов мысли и энергии.