Война
Шрифт:
Как только она поняла всё, она согласилась.
Как только она поняла, как она могла отказать?
Как она могла отказать, если всю жизнь ждала этого — когда кто-нибудь просто скажет ей, почему? Когда кто-нибудь скажет ей, почему события её жизни развивались именно так, почему она всегда чувствовала, что ждёт — ждёт, когда ей скажут, кто она такая на самом деле, каково её предназначение, кем она должна стать. Она с детства испытывала
В глубине души она знала, что всему этому есть причина.
Она должна была сделать что-то, стать кем-то. Но до этого самого момента никто, казалось, не видел её. Никто вообще не замечал её в таком смысле.
Все замечали Элли.
Все считали Элли особенной. Так было даже в детстве, задолго до всей этой истории с Мостом, задолго до того, как она стала какой-то супер-видящей.
Касс даже гадала, не сводилось ли её настоящее предназначение к роли помощницы, «второй» после настоящего героя в истории.
Старик очень разозлился, когда она сказала ему об этом.
— Ты не будешь второй после кого бы то ни было, Кассандра! — закричал он. — Ни после кого! И уж определённо не после той развращённой шлюхи Семёрки! Сама мысль об этом — богохульство! Худшая ложь! Это твердили тебе раз за разом в попытках держать тебя тише воды, ниже травы… — его золотые глаза сверкнули серебром от ярости. — И это лишнее доказательство, что она — не друг для наших людей!
Пылкость его слов поразила её.
А также заставила Касс иначе посмотреть на него.
И иначе посмотреть на Элли.
После того дня Касс посвятила себя этому. Она посвятила себя становлению тем, чем ей нужно было стать, чтобы спасти своих людей.
Она не отступит. Она не сдастся. Она не откажется от игры, как сын Ревика, Мэйгар, который отказался от своего права по рождению ради какой-то дерьмовой верности женщине, которая никогда его не хотела, которая никогда не заслуживала того, чем он пожертвовал.
Касс была лучше этого. Касс была лучше его.
Она была лучше их всех.
Она была лучше Элли.
При этой мысли боль усилилась, затмевая её разум. Любовь, которую она потратила впустую, годы, дружба… преданность.
Элли забыла её в Сан-Франциско, бросила с Терианом, снова бросила в Китае, бросала её всякий раз, отправляясь за Ревиком. Касс неизменно была преданной. Она была даже слишком верной, нежно сказал ей старик. Это недостаток того, кем она была, предостерёг он её, опасность вручения преданности и доверия не тому человеку.
Самая большая её заслуга, в конечном счёте, причинила ей больше всего боли.
«Война Кассандра — это любовь, верность, пламя, — шептал он в её сознании. — Элисон Мост никогда не ответит взаимностью на всё это. Элисон Мост никогда не будет ничем из этого».
Касс ощущала правдивость этих слов.
В жизни Элли она никогда не стала бы ничем, кроме какой-то мелочи.
Она была бы «человеческой подружкой», причиной, по которой другие говорят, что Элли сострадательная, Элли настоящая, Элли искренняя, раз продолжает дружить с низшей червячкой. Эта червячка никогда не поймёт великого бремени идеальной Элисон Мост. Эта червячка существовала лишь в качестве группы поддержки, подпорки для жизни Элли, причины восторгаться ею.
А если бы Элли пришлось убить Касс, чтобы достичь своей цели… или сломить её, как она сломила Ревика… тогда она сделала бы и это тоже.
Она сказала бы себе, что такова воля богов, или это делается ради всеобщего блага, но в конечном счёте Элли без раздумий пожертвовала бы своей «лучшей подругой» Касс.
Хватит с Касс всего этого.
Довольно быть второй скрипкой.
Она использует эту боль. Она использует её, чтобы выжечь слабые части себя, затоптать их навсегда. Она позволит себе опустеть и переродиться как нечто новое.
Она — Феникс.
Она — Война.
Ей не нужно никакое другое имя.
Спустя столько времени, она наконец-то точно знала, кто она такая.
Глава 1
Олбани
Я думала, что знакома со смертью.
Я знала достаточно, чтобы понимать — к такому не привыкаешь никогда.
Ты не привыкаешь к такому, когда это происходит постепенно, как от медленной и дегенеративной болезни вроде рассеянного склероза. Ты не привыкаешь к такому, когда это происходит внезапно, например, когда твоего друга застрелили у тебя на глазах.
Когда это происходит с тем, кого ты любишь, то на самом деле неважно, как это происходит.
Но я думала, что справилась с душераздирающей окончательностью смерти. Я думала, что переросла то ощущение, будто уже ничто и никогда не будет правильно. Я также думала, что преодолела ощущение, будто всё это — каким-то образом моя вина. В конце концов, я уже потеряла немало людей, которых любила.
— Элли, — пробормотал он.
Единственный голос, который мог вытащить меня, сделал это.
Только тогда я осознала, что закрыла глаза.
Вместо того чтобы смотреть в окно, я взглянула на него. Его пальцы переплелись с моими. Когда он прикоснулся ко мне, его свет скользнул в меня достаточно сильно, чтобы я словно сквозь его кожу ощутила его беспокойство с импульсом тепла.
— Элли, — пробормотал он, притягивая меня ближе. Обхватив меня рукой сзади, он погладил меня по лицу. — Детка… ты в порядке?
Я не знала, что ответить на это.
Я позволила своему разуму поиграть со словами.