Война
Шрифт:
Да, на время войны я сосредоточу в своих руках почти всю власть, стану местным Кромвелем, который сумел отобрать у церкви имущество в пользу государства, а потом замарался, предав казни супругу Генриха VIII Анну Болейн, чтобы король смог заново жениться. Нет, не хочу мараться в похожих интригах, пусть они даже будут на благо Санкструма, не хочу и не буду… Король потом убрал Кромвеля так же, как Кромвель убрал Анну Болейн — обвинил в измене и отправил на плаху. Казнили Кромвеля, между тем, не с первого удара. Это только в кино головы рубят красиво, а в случае Кромвеля то ли топор не наточили как должно, то ли король велел поиздеваться, так что рубили долгонько…
Но казни мне, чую, придется санкционировать.
Вкратце я изложил им историю с Варвестом, не тая, рассказал, что Санкструм сейчас будет зажат как в клещах между Адорой и Рендором, поведал об обстреле Варлойна железными ядрами, и о том, что армия моя пока маловата, и что Ренквист практически рядом с Норатором свил змеиное гнездо, и что Китрана находится во власти полоумных дэйрдринов, и что сейчас я нахожусь под колпаком у Сакрана и Армада. Я рассказал им все, без игр в поддавки. Я открыл им все карты.
Некоторое время царила тишина, только постреливали фитили в лампах, заправленных каким-то мерзко воняющим жиром.
— Ваши слова звучат прелюдией к апокалипсису, — высказался за всех Вейл Айордан. Он сцепил руки с выпуклыми костяшками пальцев, затем расцепил. Затем съездил кулаком по столу, так, что подпрыгнули щербатые глиняные миски, а деревянная кружка скатилась со стола, расплескав остатки дурного темного пива.
— Напротив, в моих словах — отблески грядущего триумфа. Нашими общими стараниями мы избежим прихода тьмы. — Пафосная чушь, но здесь так изредка принято выражаться, особенно если ты урожденный дворянин. Простак выразился бы проще: «Нам п…ц», на что я — будучи таким же простаком, мог бы ответить «А хрена!», но, кое-чему научившись в Санкструме, я выражался достаточно высокопарно. — Моя повестка — наступательная. Ваша, надеюсь, тоже. Я салютую вашей доблести и снимаю с вас и ваших семей имперскую опалу. — Я бросил на стол пустые акты о помиловании — бумаги с моей подписью и двумя печатями — монаршьей и архканцлерской. На актах были начертаны лишь несколько слов: «Помилованы высочайшей милостью и целиком восстановлены в правах, включая права фамилии», и ниже шел большой пустой участок, куда надлежало записать те самые фамилии. — Забыл сказать, господа. Эти акты — для вас. Сегодня вы выйдете отсюда даже в случае, если не захотите со мной работать. Вы окажетесь на свободе в любом случае. В любом, слышите? Вы достаточно намучились и заслужили… покой.
Они услышали. Снова начали переглядываться. Кое-кто покраснел, кое-кто побледнел, кое-кто начал чесать в бороде.
Дирест Роурих сказал, отдуваясь:
— А вы хитрец, господин Торнхелл… Теперь, если мы откажемся… после того, как вы все рассказали… Если мы откажемся…
Айро Клафферри подхватил:
— И вы прос… проиграете в битве…
— Войну прос… проиграете! — поправил его адмирал Кроттербоун, и я подумал, что человек, выражающийся подобным образом наряду с высокими оборотами, просто не может быть предателем и сквернавцем.
— Вина за проигрыш… за кровь и страдания всего Санкструма… — добавил Вейл Айордан, герцог, бывший хранитель королевских ценностей (должность упразднена).
Син Линдердайл вскочил, докончил за всех:
— …косвенно ляжет и на наши плечи! — он снова плюхнулся на колченогий табурет и расхохотался. — Вы, господин архканцлер Торнхелл, ваше сиятельство, тот еще интриган! Вы же не оставляете нам никакой лазейки, никакого выбора!
Адженда снова расшумелась.
Я пожал плечами и жестом велел им замолчать.
— Я задержусь в этом прекрасном месте еще на час. Я дам вам время все обсудить. Через час я зайду к вам, и услышу ответ.
— Вы заберете нас сразу? — осведомился Роурих.
— Нынче в сумерках прибудут кареты. Я хочу вывезти вас в Варлойн — или куда вы сами пожелаете — без свидетелей.
Глава 23
Глава двадцать третья
Хотелось быстрее покинуть это пропитанное траурным духом местечко, город в городе, со своими гнусными правилами, смертями, пытками, страданиями и болью. Наверняка там, в части с должниками, творились страсти похлеще мексиканских сериалов. Нет, не тех, что смотрят домохозяйки, а тех, что изредка всплывают на разных ютубах, тех, где людей безнаказанно режут и убивают ошалевшие от вседозволенности и правового беспредела бандиты.
Моррикен ждал во дворе, за время, что я беседовал с Аджендой, куда-то сбегал и прицепил к темно-синему своему мундиру какую-то лучезарную, обсыпанную прыщами изумрудов звездульку. Орден, видимо. На лице проступил намек на искательную улыбку: комендант отвесил поклон и показал на звезду, скрежетнув грязным ногтем о граненный изумруд:
— За сложность труда моего, за службу беспорочную в течении семи лет награжден был нораторским магистратом! И вам, господин архканцлер, ваше сиятельство, служить буду верно и непорочно! Только скажите — все для вас сделаю!
Намекает, сукин сын. Хорошо еще, что взятку не сует. Но буду иметь в виду. Ты, возможно, понадобишься мне как свидетель о взяточничестве господина Таленка, дабы прищучить мерзавца, соблюдая все меры законности.
Я кивнул, хлопнул его по плечу одобрительно:
— К Башне Ведьм.
— О да, ваша… спутница уже вышли и ждут вас там.
Комендант сделался хмурым и собранным, заковылял чуть впереди меня, позвякивая связкой ключей на поясе; Алые двинулись по бокам, двое прикрывали мой тыл. Башня Ведьм торчала, как угрюмый, окаменевший палец великана. И стены Дирока кругом… Как же душно от этих стен!!! Я бы выпил, будь при мне бутылка. Кстати — удивительно, но, похоже, устойчивость к выпивке у Торнхелла будь здоров. Много пью — без особых последствий. Фермент алкогольдегидрогеназа, которая расщепляет в организме спирт на другие элементы, вырабатывается без сбоев. Крепкий у меня фермент. Совсем не дворянский. Опытный фермент. Матерый. Рабочий.
Я оглянулся. Итак, Адженда поможет мне выиграть войну, справиться с мятежной знатью и поменять систему координат Санкструма с олигархической, тьфу ты, феодальной, на здоровую раннекапиталистическую, где король-император не смеет ничего решать одним росчерком пера. Это куда более здоровая штука, чем самодовольный феодализм, когда какой-нибудь дворянчик по праву рождения выше, чем простой крестьянин, а король служит объектом поклонения, даже если он самодовольный пьяница-кретин. Нет, ребята, я прекращу этот нездоровый элитизм, понастрою школ, и всякий человек у меня сможет подняться на социальном лифте настолько высоко, насколько сумеет благодаря своим талантам.
Вход в башню был оформлен в виде заостренного высокого портала. Пять ступеней — глубокая ниша — и тяжелые проклепанные двери, почерневшие от времени. Амара стояла возле них, спрятав лицо в ладонях. Стояла вполоборота, я заметил, как плечи содрогаются в рыданиях. О нет. Великая Мать, что ли, приказала долго жить? Как некстати!
Я подбежал спешно, схватил Амару Тани за плечи:
— Что? Случилось что? Амара!
— Ничего, Торнхелл… Оставь! — Она вырвалась, увидела любопытствующий нос Моррикена, и, сделав над собой усилие, улыбнулась ему щербатой кривой улыбкой. — Все хорошо, Торнхелл. Я говорила с ней. Она ждет тебя. Она хочет говорить с тобой наедине. Она хочет сказать тебе важные вещи.