Война
Шрифт:
Солдаты Гильдии подобрались, хотя на лицах было смятение. Дряблое горло Ревинзера напряглось, заходило, как у ящерицы, что готовится раздуть горловой мешок для вопля, его помощники начали повевать руками. Магия! Прорывной удар! Нет, этого нельзя допускать, да и вообще прорыва нельзя допускать…
Но я опоздал: Зерт что-то ухнул, и солдаты Гильдии начали сбегать со ступенек. Одновременно в воздухе что-то тускло блеснуло: бац, бац! Брызнула алая кровь со лба у правого помощника чародея, левый сдавленно вскрикнул, бросил руку к глазам. Шутейник метал камни исключительно метко.
Лейтенант Ричентер шатнулся от меня, незаметным движением выхватил палаш и рубанул ближайшего солдата Гильдии по кожаному воротнику доспеха. Еще двоих запросто уязвили алебардами, и они забились в предсмертных судорогах. Я с руганью отступил. Бернхотт орал что-то сбоку. Ревинзер, побагровев горлом, взметнул над головой ладони, и… Бессильно опустил руки. Как видно, полагался на слаженный удар троих, но двое выбыли из игры, а сам он не мог произвести магический удар нужно мощи.
Вслед за этими событиями настала мертвящая тишина. Солдаты Гильдии медленно пятились, их теснили алебардами — не раня, просто пугая остриями. Без магического удара прорыв был обречен.
Шутейник озабоченно уставился на меня. Я нашел взглядом Ричентера и кивнул.
Лейтенант Алых воскликнул громогласно:
— Молчите и слушайте! Идет наш переговорщик! Переговоры! Переговоры!
Я вдохнул и выдохнул. Постарался расслабить мышцы лица. Ситуация достаточно накалилась, теперь на сцену выхожу я. Мой конек — кризисные переговоры!
Я переступил покойника, и, решительно раздвинув плечами солдат Гильдии, взбежал по крыльцу. Не глядя, пихнул плечом Зерта, миновал Ревинзера и скулящих помощников, вошел в темный холл.
Анира ждала меня в глубине, возле секретарской конторки: кроваво-красный колет, светлые волосы до плеч, блестящие глаза и напряженная, выжидательная поза. В ней ощущалась грация пантеры, загнанной в угол. Глаза опасно блеснули: узнала.
— Ты!
Я мирно кивнул. Затем широко и обидно ухмыльнулся.
— Отойдем.
Глава 32
Глава тридцать вторая
Пантера судорожно выгнулась, движения утратили плавность. В ней боролись два желания: тут же, на месте, собственноручно меня прирезать, и — все же провести переговоры, чтобы… Она вперила в меня взгляд: что же я мог ей обещать?
Я снова улыбнулся, вынул из кармана золотую крону, подкинул и хлопнул о тыл ладони.
— Орел!.. Я требую переговоров наедине. Мне слишком многое нужно тебе сказать, Анира!
Она хорошо скрывала гнев, панику и злобу. Сейчас я говорил с ней с позиции силы, и только этот язык она понимала. Уважала. И отчасти боялась, если только психопат способен чего-то бояться.
— Анира? — надтреснуто бросил Ревинзер в мою спину.
Пантера думала еще десяток секунд — и они показались мне тяжелыми, как свинцовые капли.
— Идем, Торнхелл! Нет, оставьте ему оружие!
Бесстрашная. Впрочем, психопаты, как правило, не испытывают страха.
По затхлым темным коридорам, протискиваясь между гвардейцев Гильдии, прошли мы к лестнице и поднялись на третий этаж. Там Анира завела меня в небольшой кабинет с плотно задернутыми шторами и захлопнула дверь — тяжелую, массивную дверь из вороненого железа. И в кабинете все было сделано из вороненого железа. Стеллажи с какими-то бумагами, стол с массивными ножками, открытый шкаф и даже пара кресел. Несомненно, логово Аниры в порту.
— Располагайся, крейн. Выпьешь?
Пытается доминировать в беседе. Не думаю, что осознанно, просто на инстинктах. Она подошла к стеллажу, на котором — от пола до самого почти потолка — громоздились разноцветные бутылки. Вина дорогие, самые изысканные, очевидно, ибо многие бутылки оправлены в золотые и серебряные сетки, украшены замысловатыми цветными гербами.
Я качнулся на каблуках.
— Нет, спасибо, я попил с утра молочка.
Оглянулась резко: уж не насмехаюсь ли? Я насмехался. Она отпрянула. Насмешка — это было куда хуже угроз и матерных выражений. Насмехаются или отчаянные смельчаки — или сильные. Очень сильные. И уверенные в своей силе.
Она вскрикнула, раздув ноздри:
— Ты хотел что-то сказать, крейн? Ну же?
Она была умна, но не выдержанна. Власть уходила из рук, уходили из рук деньги, ее трясло, она с трудом держалась. Я знал этот тип людей — и мужчин, и женщин — по некоей прихоти судьбы они шли по жизни победителями — всегда победителями! Во всем победителями! Поднимались на Фудзияму успеха все выше и выше, достигла вершины, закрепились там, надеясь, что будут пребывать там до глубокой старости. И вдруг…
Я подкинул монету и посмотрел: орел. Я бы очень удивился, если бы монета выпала решкой.
Теперь бросим руки за спину и молча пройдемся. Остановимся у шторы, и ме-е-едленно, снизу вверх, окинем Аниру Най взглядом. По-прежнему выглядит неплохо. Камзол цвета подсохшей крови скрывает гибкое тело с соразмерными бедрами. Короткие светлые волосы, хищная, волевая красота умной и безжалостной женщины. Тонкий шрам на правой щеке.
— Напомни мне, Анира, что такое — припека?
Она вздрогнула, глаза расширились. Испуганно отшатнулась.
— Ты дурень, крейн? Это же начинка для блинчиков! Их запекают… с разными начинками!
— Ах да… Я не знал, какая грусть. Теперь знаю.
Удалось ее дезориентировать. Теперь главное не переиграть. Анира — психопат, а с такими людьми ухо надо держать востро. Обычные люди при слове «психопат» представляют безумца, но это в корне неверно. Психопат — это всего-навсего человек, лишенный эмпатии, то есть сочувствия в самом широком смысле этого слова. А без эмпатии ты легко пойдешь по трупам… пойдешь по склону Фудзиямы до самого пика успеха. И легко будешь убивать — сам или чужими руками, лишь бы достичь этого пика.