Война
Шрифт:
– …не нравится мне это, – говорит Саша.
– А что конкретно тебе не нравится? Что будет еще один верный человек?
– Верный – насколько?
– Верный – значит верный. Я тебе говорю… Я его знаю с детства. И он ни разу ни в чем меня не прокинул.
– Расскажи мне про этого своего брата.
– Тридцать два года. Отслужил в армии – предполагаю, что в Чечне или Ингушетии, по некоторым намекам. Но сам про это распространяться не любит. Занимается рукопашным боем, тренируется постоянно. Был свой бизнес по доставке товаров, но он его продал, сейчас «бомбит» и думает, чем бы заняться.
За железной дорогой, над желтеющими деревьями, торчат серые коробки девятиэтажек. По тропинке идет мужик с пуделем на поводке.
– Ладно, попробуем. Но давай сразу договоримся: если с его стороны происходит какой-нибудь косяк, пусть самый мелкий, – он должен уйти.
– Хорошо, конечно, договорились. Я у тебя хотел про другое спросить. То, что мы будем делать, можно назвать политическим терроризмом?
– В какой-то степени. Если наши требования – чтобы менты перестали свирепствовать – можно назвать политическими, то можно, наверно…
Приближается электричка. Иван поднимает голову, смотрит на пасмурное небо.
– А вообще, где проходит граница между политическим терроризмом и преступлением?
– Такой границы нет. Любому режиму всегда выгодно выставить людей, которые борются за свои идеи, обычными преступниками. Но было уже много случаев, когда с помощью терроризма люди добивались конкретных политических целей, и их потом перестали считать террористами. Возьми того же Ясира Арафата. В любом случае, то, что делаем мы, несколько другое…
Электричка поравнялась. Мелькают зеленые вагоны.
– …да, я согласен, никакой «революционной ситуации» сегодня нет, – говорит Стас. Он сидит в кресле, на диване – Иван, Сергей, Саша и Оля. – Я неплохо помню конец восьмидесятых, перестройку. Ситуация была совершенно другая. Совковую систему ненавидели все, она не устраивала абсолютно всех. Она не устраивала Горбачева и его тусовку, но они хотели слегка подправить ее, кардинально ничего не меняя. И в результате получили далеко не то, чего хотели сами. Система не нравилась партийной номенклатуре, потому что не давала им зарабатывать много денег, вынуждала ездить на «Волгах» вместо «Мерседесов» и отдыхать в Крыму, а не на Канарах. А про обычных людей и говорить не стоит – их «совок» просто задрал. Поэтому все были, можно сказать, сплочены своей ненавистью к «совку»… А нынешняя система прекрасно устраивает власть и «госов», они ее создали «под себя». И многих обычных людей она тоже устраивает, потому что позволяет им зарабатывать деньги… Обыватель, который зарабатывает достаточно денег, покупает в ипотеку квартиру, в кредит – новую иномарку, ездит в Испанию отдыхать – ему что, нужны какие-то перемены?
– Все это правильно, – говорит Саша. – Поэтому мы и не ставим политических задач. Мы выбрали конкретную цель – ментов. Их ненавидят абсолютно все – от алкашей до тех самых обывателей, о которых ты говоришь. Это – конкретное, осязаемое зло, и его признает даже сама система…
– Мы живем в состоянии оккупации, – говорит Сергей. – Власть в стране захватили садисты, жулики и черножопые. С ними надо бороться любым…
– Все это само собой разумеется, – перебивает Саша. – Но у нас конкретная цель: менты. Если ты с нами, то с нами, если нет…
– Ну, с вами, конечно, с вами… Что бы я тогда здесь делал?
– Вопрос, – говорит Стас. – Рассматриваете ли вы контакты с другими организациями с подобной идеологией?
– Нет, – отвечает Саша. – Принцип – автономное действие. Все, что мы будем делать, это отправлять информацию об акциях на «Черный блог».
– У нас в городе вообще есть подобные организации? – спрашивает Стас. – Хотя бы на уровне идеологии. Левые, анархисты и тэ дэ?
Саша качает головой.
– Есть какое-то минимальное количество политических панков – они антифа, левые и анархисты по идеологии, но серьезной деятельностью не занимаются. Все сводится к постам в Интернете и граффити. Контакт с ними нам не нужен. Это лишь повысило бы вероятность утечки.
– Понятно. – Стас окидывает ребят взглядом. – Ну, можно попробовать. Только давайте сразу договоримся: надо минимизировать вероятность «палева». Или, говоря казенным языком, ввести глубочайшую конспирацию. Никто не должен быть друг у друга в друзьях в социальных сетях, в адресных книгах мобильников…
– Но если мы уже есть, – говорит Оля. – Это, наоборот, будет как-то странно…
– Или, допустим, он – мой двоюродный брат. – Сергей кивает на Ивана. – С какой стати мы не будем друг у друга в друзьях?
– Да, правильно. – Стас хмурится. – Но ваш контакт со мной выглядел бы непонятно. Дальше. Каждый заводит отдельный мобильник с незапаленной симкой, меняем ее регулярно. Номера в адресную книгу не заносим, запоминаем. Сразу же убираем из памяти вызовов. Пользуемся ими только в крайнем случае. Здесь, в квартире, не называем друг друга по именам.
– Что, есть вероятность прослушки? – спрашивает Сергей.
– Нет, есть вероятность, что случайно услышат соседи, стены тонкие.
– Ну, это уже как-то чересчур… – говорит Оля.
– Не чересчур. Это нормальная минимальная осторожность. Вообще, телефонные разговоры во всем, что касается наших дел, исключаем. В конце каждой встречи договариваемся о следующей. Встречаемся всегда здесь. Как минимум за час до встречи отключаем мобильники – и основные, и те, которые для дела. Кто-то опаздывает – никаких предупреждений. Все ждут. Если кто-то опаздывает на пятнадцать минут и больше, смысла приходить на встречу нет, она автоматически отменяется и переносится ровно на сутки на то же время…
Стас отворачивается, глядит в окно, потом снова на ребят.
– И вы правда считаете, что им это нужно?
– Кому – им? – спрашивает Саша.
– Людям. Обывателям. Чтобы кто-то вот так вот за них воевал, защищал их права?
– Мы хотим это делать не для обывателя, – говорит Оля. – А в первую очередь для себя.
Ночь. Беззвездное черное небо. Отделение полиции на окраине города освещают несколько фонарей на столбах. Оно огорожено забором из бетонных плит. Плиты установлены на бетонных опорах, между ними и землей – широкие дыры. Забор заканчивается у лесополосы. В дырах под забором видны колеса легковых машин и «уазиков». Из лесополосы выскакивают три фигуры в темных кофтах с капюшонами, вязаных шапках с прорезями для глаз, бегут к забору.