Война
Шрифт:
– Мой брат потерпел неудачу. Со мной такого не будет.
Наверное, Всадник ожидал, что его слова испугают меня, но единственная мысль, которая крутится сейчас у меня в голове: Мор потерпел неудачу. Какой бы ни была его миссия, он ее провалил.
Значит… Всадников можно остановить!
Война не знает, о чем я думаю, и продолжает:
– Мор, может, и был завоевателем, однако я жажду не побеждать, женщина. Я желаю разрушать.
Когда мы, наконец, останавливаемся, уже наступил поздний вечер. Мы не у океана, но судя по паре фраз, которые
Значит, мне придется пережить еще одну ночь наедине со Всадником. Сегодня эта мысль уже не так страшит, как вчера. Всадник только раз коснулся моей щеки и продолжить не порывался. Как бы то ни было, сегодня он стелет постели значительно ближе друг к другу. Достаточно близко, чтобы взяться за руки, если захочется. Если ему захочется.
Как и вчера, Всадник отдает мне все одеяла, и меня мучает чувство вины. И напрасно. Замерзнуть, ночуя под открытым небом, – самая скромная кара из тех, что он заслуживает. Но когда я забираюсь под ворох одеял, чувство вины пробирается следом. Возможно, потому что вечерний воздух уже пропитан ее привкусом.
Не смей предлагать ему одеяло, Мириам. Нет. Не смей. Ты протянешь ему ветвь мира, откроешь лазейку, позволяющую стать чем-то большим, чем просто попутчик.
Прикусываю язык, жду, когда желание поделиться пропадет. Войне, кажется, вполне удобно на старом тюфяке. Он лежит на спине, закинув руки за голову и скрестив ноги, смотрит на звезды. Я завидую его спокойствию. Похоже, Всадник чувствует себя здесь как дома гораздо увереннее, чем я, всю жизнь прожившая на этой земле.
– Итак… – начинаю я.
– Да? – Война поворачивает голову.
Какой глубокий голос… У меня от него все внутри переворачивается.
– Чем ты занимался до того, как начал разрушать города? – спрашиваю я его.
Война снова устремляет взгляд к звездам.
– Спал.
М-м…
– Где?
– Здесь, на земле.
Не понимаю… Впрочем, когда дело касается Войны, понятного вообще мало. До сих пор я узнала о Всаднике только то, что его нельзя убить, ему не нужны вода и еда, и в отличие от обычных людей, Войне не нужно ходить в туалет. Говорю же, все очень странно.
Голос Войны звучит в ночном воздухе:
– Я спал, и мне снились сны. Голоса… Много голосов, – бормочет он.
Я всматриваюсь в его профиль. С первых секунд нашего знакомства Война был высокомерен, властен, красноречив и страшен. Впервые вижу его таким. Кажется, Всадник вот-вот поделится со мной тайнами Вселенной.
– Но все это неважно, – спохватывается он. – Завтра сюда придет армия.
– И все вернется на круги своя, – подхватываю я.
Думаю о моей крошечной палатке. Мне бы радоваться, что мы вновь окажемся далеко друг от друга, но… Я даже не понимала, насколько одинока. Вряд ли станешь думать о таком, когда день за днем просто пытается выжить. Но я думала. Чувствовала одиночество каждую ночь, засыпая без своей семьи и просыпаясь в абсолютной тишине.
А потом в город ворвался Война, и я бросила попытки выжить. Я ждала смерти с распростертыми объятиями, но Всадник помешал мне встретить свою судьбу.
– Ничто не обязано возвращаться на круги своя, жена.
Жена.
Всадник знает,
– Нет, обязано.
Глава 10
Просыпаюсь я в объятиях Войны.
Я поняла это еще до того, как окончательно проснулась. Я лежу на боку, мне слишком тепло, а тяжелые руки Всадника удерживают меня в объятиях. И все же, открывая глаза, к реальности я оказываюсь не готова.
Мое лицо едва ли не утыкается ему в грудь. Чуть откидываю голову назад, отстраняюсь и вижу багровое свечение татуировок на оливковой коже.
Как это вышло?
Опускаю взгляд вниз и… черт, мы на его тюфяке, а это значит, что я зачем-то переползла к нему посреди ночи, пожертвовав одеялами ради тонкого пледа и крепких мышц. Поднимаю глаза вверх, вижу изгиб шеи, лицо… Во сне Война похож на ангела – вернее, и на ангела, и на демона одновременно. Резкие черты смягчаются, и он кажется почти… безмятежным. Челюсти сжаты не так крепко и губы выглядят еще соблазнительней, когда на меня не направлен острый, как лезвие, взгляд. Всадник сейчас кажется не таким ужасным.
Я долго, долго смотрю на него, но вдруг спохватываюсь:
Стоп, Мириам! Хватит заглядываться на Всадника Апокалипсиса!
Нужно выбраться из его объятий. Немедленно. Последнее, чего мне хочется – чтобы он проснулся из-за моей возни. Война закинул на меня ногу, а рукой обхватил за талию, прижимая к себе. Мне удается вытянуть из-под него сначала одну ногу, а затем и вторую. Пытаюсь спихнуть с себя его руку. Пытаюсь – хорошее слово. Да его рука весит пару тонн, не меньше, и он не собирается отпускать меня. С большим трудом удается слегка повернуться. Вот же великан!
– Жена…
Делаю глубокий вздох, уставившись на его грудь. Вот этого-то я и боялась. Медленно поднимаю взгляд на Войну. Его глаза слишком близко, я даже могу разглядеть золотые искорки в них. Губы слегка изогнуты в улыбке, на лице – выражение глубокого удовлетворения.
– Это все ты виноват, – заявляю я.
Всадник вскидывает брови:
– Я?
Он даже не утруждает себя замечанием, что мы, вообще-то, лежим на его жалком тюфяке. И не убирает руку с моей спины. Его ладонь скользит, опускаясь все ниже, замирает на пояснице. Пальцы медленно двигаются, рисуя контуры моего тела. Похоже, ему все это нравится, так как выглядит Война раздражающе довольным. Взгляд Всадника подобен меду, когда он произносит:
– Оставайся со мной, Мириам. – Его рука скользит по моему бедру. – Спи в моем шатре. Делай свое оружие. Спорь со мной.
Я вглядываюсь в его лицо. Если бы он только знал, как заманчиво это звучит для одинокой девушки вроде меня. И говорит Всадник это в тот самый момент, когда я виновато нежусь в его объятиях. Прикосновения – роскошь, которой я слишком долго была лишена. Но в том-то и дело. Это роскошь. Роскошь, которую я не могу себе позволить, особенно с этим монстром.
– Нет, – отвечаю я. Сон развеивается, и Война вновь принимает свирепый вид. Теперь мне легче ему отказать. – Я подыграю, позволю называть себя женой, но никогда не буду с тобой по своей воле.